Принять — значит впустить Фелицию в свое сердце. Но ведь он может потерять ее, а это опять боль, второй раз он подобное не вынесет.

Обеспокоенность — не вполне подходящее слово, чтобы описать его состояние в эти предрассветные часы. Исайя шел в библиотеку и размышлял о том, что никогда не бродил по дому ночью, пока в нем не появилась Фелиция.

Дверь библиотеки была закрыта, но из-под нее на пол коридора просачивался мягкий свет.

Исайя развернулся, собираясь идти искать другое убежище для размышлений. Сейчас он не готов говорить о своих чувствах, еще рано. Нужно время разобраться в себе, понять, чего он действительно хочет.

Но не бежать же из-за этого от двери собственной библиотеки?

Исайя открыл дверь и решительно вошел.

Трудно сказать, испытал ли он облегчение от того, что в кресле перед камином сидел Пенфилд, а не Фелиция. Пожалуй, жена все же предпочтительнее недруга.

Однако в глубине души он понимал, что им надо поговорить, пожалуй, лучшего шанса и пожелать нельзя.

— Добрый вечер, Скарсфелд. Хотя уже давно не вечер, правда?

— Я не уследил за временем. Полагаю, скорее раннее утро.

— Лишился сна из-за женщины, в точности как я?

— Боюсь, что так. Точнее, из-за трех женщин. — Помимо Фелиции и Абигейл сегодня он много думал о маме.

— Сочувствую.

Исайя сел в кресло рядом и вытянул ноги к огню.

— Сложно представить, что буря может усилиться, — пробормотал он.

Только ему одному известно, что он имеет в виду бурю не снежную, а внутри собственного дома.

— А у тебя застряли гости, от которых хочется скорее избавиться.

Его волновали не люди, а то, что они собирались сделать. Оставалось надеяться, что леди Пенфилд, будучи женщиной добросердечной, не могла бы полюбить мужчину, не обладай он определенными добродетелями.

— Полагаю, решив перевести сестру в Лондон, вы руководствовались лишь пользой для девочки.

— В Лондоне у нас большие возможности.

— Моя мать пожелала, чтобы Абигейл вырастил я. И я ни разу не пожалел о том, что так вышло.

— А мы с женой о многом сожалеем. — Граф принялся постукивать пальцами по подлокотнику кресла. — Мы очень хотели иметь ребенка, полагаю, ты знаешь. Это единственное, чего я не могу дать Диане, но люблю ее так сильно, что готов пойти на все ради ее счастья. Ты, разумеется, понимаешь, что я чувствую?

Лорд Пенфилд посмотрел на Исайю так, будто обвинял в браке по расчету, который не предполагает привязанности.

— И я сделаю все ради счастья сестры.

Не тот ответ, которого ожидал услышать Пенфилд, но другого он не получит.

— Не сомневаюсь. Но и мы с леди Пенфилд можем заверить тебя в том же.

Граф умолк и некоторое время смотрел на пламя, опустив свой длинный нос.

— И еще, Скарсфелд. — Он повернулся. Исайя едва не отпрянул, пораженный, каким открытым стал его взгляд. — Знай, я совсем не такой, как мой брат.

Определенно так. Палмер Пенфилд не желал, чтобы чужой ребенок был рядом, а Генри Пенфилд хочет именно этого.

Спорить о том, у кого больше прав на Абигейл, сейчас бессмысленно, поэтому Исайя решил задать другой, не менее волнующий его вопрос:

— Вы знали мою мать?

Даже огромный нос не помешал увидеть неожиданно широкую улыбку.

— Разумеется. До отъезда в Оксфорд я жил в Пенфилде. Что тебя интересует?

«Почему она меня разлюбила? Почему не приезжала домой? Не вы ли заняли мое место в ее сердце?»

— Она была счастлива? — Это его тоже волновало. Получила ли она желаемое после того, как бросила сына?

— Никто не мог быть счастлив рядом с моим братом. Особенно твоя мать. Она изо всех сил старалась его ублажить, но он был из тех мужчин, которым все не по нраву. Подари она ему хоть дюжину наследников, он был бы недоволен. Хочешь знать правду, Исайя? Это будет непросто услышать.

— Я понимаю. Но все же готов.

— Твоя мать была в полной власти моего брата, он контролировал каждый ее шаг, каждое слово, обращенное к кому-либо, — он контролировал все. Она ничего не делала без его одобрения, а он мало что одобрял.

— Он запрещал ей приезжать сюда и видеться со мной?

— Да, и я был свидетелем ее страданий. Полагаю, ты не раз задавался вопросом, не я ли занял твое место?

Исайя кивнул, потому что горло неожиданно сжало так сильно, что казалось, он задохнется.

— Я пытался, думал, что смогу ей помочь, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но я лишь напоминал о том, что она фактически потеряла сына. Она не могла даже говорить о тебе, брат ей запрещал. Он надеялся, что она скоро тебя забудет. Когда мне посчастливилось сбежать из дома в колледж, она уже пребывала в глубокой меланхолии. Мне жаль. Я хотел бы чем-то помочь, но такова материнская любовь… Ей был нужен только ты, и никто другой.

Исайя молча переосмысливал услышанное и чувствовал, как растет его обида на отчима.

— Но, к счастью, у нас есть Абигейл, — пробормотал лорд Пенфилд. — Хоть что-то хорошее граф сделал.

Да, у них есть Абигейл. По иронии судьбы, человек, укравший мать, вернул Исайе любовь, подарив сестру.

— Возможно, ты сочтешь меня жестоким, но хорошо, что он умер до того, как узнал, что у него родилась дочь, а не наследник.

— Полагаете, он плохо обращался бы со своим ребенком? — От мысли о том, что кто-то мог причинить вред сестре, глаза ее брата налились кровью.

— Он не жалел супругу, так что да, я полагаю. Женщины для него были людьми второго сорта.

Исайя невольно сжал кулаки, ногти до боли впились в ладони. Все эти годы он был обижен на маму, а получается, у нее просто не было выбора, ее положение было не лучше, она также стала жертвой покойного графа. Он был настолько поглощен собственными страданиями, что никогда не задумывался о жизни мамы.

Кажется, он издал звук, похожий на звериный рык, потому что Пенфилд покосился на него и отвел взгляд.

— Я был готов действовать, но не мог. Пожалуйста, не думай, что я не хотел помочь. Брат словно подозревал, что я могу попытаться вмешаться, поэтому старался держать меня подальше от дома.

— Я верю, что вы говорите правду. — Исайя сжал пальцами подлокотник. — Тогда я тоже буду откровенен с вами, Пенфилд.

— Как пожелаешь. — Резкий тон смягчила улыбка.

— Я не желал вашего приезда, был настроен враждебно по