смотреть не стал, а бесцельно пощелкал по разным каналам. Большая часть из них уже закончила работу. На кабельном выступал все тот же сектант. Он снова пугал народ концом света и приглашал в свою пирамиду вместе с вещами. В основном с недвижимостью.

По коммерческому каналу передавали интервью с генералом Павловым.

Крюков органически не переносил высокомерных идиотов, постоянно имитирующих состояние тлеющего гнева. Генерал делал вид, что его оскорбляет буквально все: реклама на улицах, порнография в детских передачах, наличие денег в чьих бы то ни было карманах, кроме его собственных.

Вперив тяжелый немигающий взгляд в экран "а-ля Кашпировский", генерал требовал от каждого честного человека немедленно вступать в "Конгресс гражданского мужества".

Время от времени генерал подбивал ведущего спеть на два голоса то "Боже, царя храни", то "Отче наш". А на вопрос о причинах его глубокого рейда в политику он ответил просто:

— В сорок первом, чтобы спасти родину, лучшие люди шли добровольцами на фронт. Сегодня я с той же целью иду в политику.

Крюкову захотелось дать генералу в рожу. Один раз, но очень сильно. Он потянулся, чтобы выключить телевизор, но интервью было прервано экстренным выпуском новостей.

— Сегодня ночью в Москве взорван еще один дом, — сообщил ведущий.

Крюков понял, что знает номер этого дома. И не ошибся. Второй дом, второй нож, второй компьютер с игрой "Армагеддон" и второй взрыв.

Сначала на экране, потом наяву.

* * *

В черной комнате черный человек с татуировкой на плече снова разговаривал по телефону. Его аппарат был защищен скремблером, поэтому он и его абонент говорили свободно.

— Ты соображаешь, что ты натворил? — орал в трубку собеседник.

— А что особенного? Убрал следы пребывания наших людей. У меня было указание сделать это любой ценой.

— Но зачем было дома взрывать? Ты и в самом деле мясник! Тебя теперь вся контора ищет! И менты, и ФСБшники.

— Меня? — Мясник усмехнулся. — Включи телевизор или радио. Они ищут чеченских боевиков с кавказской внешностью. Пусть правительство мне спасибо скажет. Им нужен был повод для войны с чеченцами — я его дал.

Учись, как надо работать. Свои дела устраиваю, при этом мимоходом и государственные проблемы решаю.

— Почему ты так ненавидишь людей?

— Скажу — не поверишь. Поэтому промолчу. Твою благодарность я уже выслушал. Что еще скажешь?

— Не вздумай повторить свой фейерверк! — вышел из себя собеседник.

— Ха! Хорошо сказал. Фейерверк! Ты сам не понял, как хорошо ты сказал! — осклабился Мясник. — Ладно, посмотрим.

— Никаких посмотрим! Если ты устроишь хоть один взрыв, то…

— То что? Еще не придумал? Тогда перезвони попозже, когда надумаешь. У меня сейчас важные дела.

* * *

Приехав на место, где еще недавно стоял многоэтажный дом, из окна которого накануне выпал очередной Мясник, Крюков не узнал его. В воздухе все еще стояла мелкая пыль. Тяжелый запах пожарища проникал не только в легкие, но и в мозг.

Толпа зевак слонялась из стороны в сторону. Здесь же оказывали первую помощь потерпевшим из соседних домов, после чего отправляли их в соседнюю школу. Из жителей взорванного дома не выжил никто.

К самому месту взрыва никого не подпускали. Там работали спасатели МЧС. Крюков не стал лезть туда. Он обошел оцепление и углубился в соседний дворик. Ему нужны были свидетели. Все, кто мог что-то рассказать, находились возле автобуса следственной бригады. Из их шумных, на весь двор, объяснений Крюков узнал, что рвануло где-то внизу, возможно снова в подвале.

Внимание Крюкова привлек одинокий старик. Он прижал палкой и разглядывал что-то на земле. Крюков приблизился и посмотрел. Это была раскрытая страница наполовину обгорелой детской книжки. Скорее учебника. На картинке военные саперы выкапывали из земли снаряды. Под картинкой шел текст:

"… Там лежали проржавевшие мины и снаряды. Это фашисты, отступая, оставили под землей страшный клад — тысячи мин и снарядов".

— А этот клад кто заложил? — старик ткнул палкой в сторону развалин. — Что молчите, юноша?

Крюков ничего не ответил. Старик отошел к стене дома и принялся писать на ней обломком кирпича. На обожженной странице учебника Крюков прочитал стишок:

"Наша армия родная И отважна и сильна Никому не угрожая Охраняет нас она"…

— Ну вот, — старик отбросил кирпич и удовлетворенно оглядел свое творение. Белая стена была исписана корявыми, в виде лесенки Маяковского, строчками:

"Наша армия грозна Словно пушка из говна.

Как пальнет — так всех придавит.

Хоть своих, но до хрена.

Хлеще всяких оккупантов Обобрала нас она".

— Ну, что скажешь? — старик ткнул палкой в стену.

— По-моему чересчур, — осторожно высказался Крюков.

— Ничего не чересчур. Все как есть. Скажи мне, откуда по-твоему взялась эта взрывчатка? Из Америки? Из Чечни? С Марса? Или из закромов нашего министерства обороны? Угадал! А теперь скажи, почему не взрывают дома в какой-нибудь Эстонии или в Чехии?

— Вы здесь случайно вчера не видели… — начал было Крюков, но старик оборвал его, будто и не слышал:

— Европейцы, американцы, все нормальные народы — те просто оскорбляют менталитет наших людей тем, что постоянно доказывают: можно иметь мощное государство, не надрывая при этом пупок, а, напротив удовлетворяя прихоти и похоти не только кучки жирных политиканов, но и каждого члена общества. Я прожил всю свою жизнь ради всевозможных идиотских завоеваний. Сначала была победа мировой революции, потом освобождали себя и Европу от братских немецких пролетариев с товарищем Гитлером во главе, потом взялись за космос. Теперь с помощью армии будем пытаться сохранить целостность агонизирующей империи, которая не сегодня-завтра все равно развалится. Была бы армия, а война найдется!

Дед был неправ. Наша армия была и храброй, и могучей как рыцарь в сверкающих доспехах. Но в условиях современной войны она была также нелепа как тот же рыцарь, окажись он со своим двуручным мечом средь дыма пушечных залпов Бородинской битвы.

И дело было даже не в техническом оснащении, а в специфических условиях ведения войны, когда дом — это не укрепленная огневая точка подлежащая уничтожению, а место вероятного пребывания мирных жителей.

Когда из санитарного фургона вдруг звучала автоматная очередь, а из машины с беженцами раздавался залп противотанкового гранатомета.

Тут впору было говорить о введении штатных должностей ротного прессекретаря, батальонного адвоката и полкового правозащитника.

— Я хотел спросить… — снова попытался напомнить о себе Крюков но старик криво усмехнулся:

— Знаю-знаю. А как же фраза: "Если народ не хочет кормить свою армию, то будет кормить чужую"? А ты знаешь, кто это сказал?

— Наполеон, кажется, — неуверенно ответил Крюков.

— Вот именно, Наполеон! — старик гневно потряс кулаком. — Уж я не знаю, как французский народ