позже. Во время корейской войны цены на сырьевые товары – и особенно цены на рис на бирманских рынках – существенно выросли. Правительство ожидало, что рост продолжится, и обязалось выделить на экономическое развитие в последующие годы большие средства. Поскольку вскоре после этого цены на рис неизбежно упали, бирманские лидеры стремились расширить сбыт имеющегося своего. К этому шагу их в особенности подталкивали запасы, сделанные в ожидании продолжающегося мирового дефицита [Behrman 1959:454–481][366]. Столкнувшись с огромными объемами стремительно ухудшающегося в своих качествах риса и мировыми рынками, не желающими принимать его по ожидаемым бирманцами ценам, они обратились к Китаю и советскому блоку. Советский Союз отреагировал так, как будет реагировать и в будущем: он широко открыл дверь и обеспечил помощь и торговлю на бартерных условиях, что привело к увеличению мирового спроса и, следовательно, цен. Этот обмен достиг своего апогея в 1956 году, когда на Китай и советский блок приходилось около трети экспорта риса Бирмы [Behrman 1959: 456].

Но эта пассивная, неинвазивная политика по отношению к Бирме не принесла Советскому Союзу выгод – хотя бы кратковременных – как приносила в отношении других азиатских стран. Переговоры уже вскрыли разногласия. Бирманское правительство надеялось на то, что по крайней мере 20 % риса СССР будет покупать за британские фунты стерлингов – товар более ценный для советского руководства, чем упомянутый рис[367]. Советские представители со своей стороны жаловались на плохое качество товара, который слишком долго хранился на складах и «стал непригодным для потребления». Потребовалось нескольких сессий переговоров как в Москве, так и в Рангуне, чтобы окончательно договориться, но это было только начало будущих проблем в экономических отношениях[368].

Привыкшие к британским импортным товарам, бирманцы не были удовлетворены товарами из СССР. Советские товары народного потребления были для реализации непригодны – вилки электрических приборов не подходили к бирманским розеткам; поставки постоянно задерживались; цены на советские товары, по мнению бирманцев, как правило, завышались [Behrman 1959: 458][369]. В качестве примера – вызвавшего радость обеспокоенных «советским проникновением» американских наблюдателей – можно привести советский цемент, по причине неправильной упаковки превратившийся в гавани Рангуна в тяжелую бесполезную глыбу [Bergson 1958: 52]. Более важно то, что цены на рис снова начали расти, избавляя бирманцев от необходимости продавать его Советскому Союзу. Черта, делавшая торговлю с СССР столь привлекательной, – постоянно подчеркиваемая Хрущевым во время своей поездки возможность приобретения промышленного оборудования без использования твердой валюты, – быстро превратилась в убыточное бремя[370]. Когда бирманское правительство начало требовать за свой рис твердую валюту, советско-бирманская торговля быстро пошла на убыль, несмотря на долгосрочные соглашения, которые должны были сохранить ее уровень. В докладе 1957 года, посвященном этой торговле, с сожалением отмечалось, что, учитывая улучшение условий торговли бирманским рисом на мировых рынках, правительство уже начало сокращать экспорт риса в Советский Союз. Естественно, оно также перестало приобретать у советских представителей товары[371]. Надеясь, возможно, на лучшее качество продуктов, бирманцы даже решились на взыскание долга за рис, покупая в восточноевропейских странах продукты, за которые должен будет расплатиться СССР[372]. В тот год товарооборот между двумя странами стагнировал, неуклонно падая с каждым следующим.

Конечно, нельзя сказать, что все первые торгово-экономические связи СССР складывались под влиянием колебаний мирового рынка, даже когда экономическое сотрудничество и торговля все еще были единственными реальными, непосредственными результатами. Обратите внимание на Афганистан – страну, практически не затронутую кризисами мирового рынка. Для получения советской помощи в этот период его правительство, вероятно, предприняло усилий больше, чем любое другое. Наряду с другими граничащими с Советским Союзом странами, такими как Турция и Монголия, Афганистан получал помощь уже при Сталине. В 1954 году он стремился стать второй после Северной Кореи страной, подписавшей соглашение об экономическом сотрудничестве в послесталинскую эпоху. С финансовой помощью США афганцы уже строили дороги. В том же году они обратились к СССР за помощью в строительстве мукомольных и хлебопекарных заводов и зерновых хранилищ, а также в реализации инфраструктурного проекта[373]. В следующем году советские рабочие строили Трансгиндукушское шоссе, а еще через год, опять же по просьбе афганского правительства, они вели работы по разведке нефти [Bach 2003: 112][374].

В данном случае СССР преследовал геополитические интересы, и, играя на соображениях безопасности советского руководства, афганское правительство умело использовало классический маневр холодной войны. Хрущев опасался, что американская щедрость может привести к созданию к югу от мягкого подбрюшья Советского Союза американских военных баз, поэтому он использовал перспективную стратегию оказания помощи, чтобы Афганистан «установил с нами дружеские отношения и с доверием относился к нашей политике» [Хрущев 2016,2: 306]. Он был не очень далек от истины: хотя возможность создания там базы Соединенными Штатами никогда по-настоящему не рассматривалась, американцы пытались добиться сближения между Афганистаном и Пакистаном, что способствовало бы более широкому сотрудничеству в рамках Организации Договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО), Багдадского пакта и других подобных антикоммунистических блоковых структур в этом регионе[375].

Интересно, что в своих мемуарах Хрущев придает геополитическое значение только экономическим отношениям с Афганистаном, а не с какой-либо другой страной. Не менее интересен тип экономической оборонительной позиции, которую он занимает: американская военная база в Афганистане означала бы увеличение расходов на советский оборонный бюджет – именно против такого исхода на протяжении всего своего правления Хрущев будет вести кампанию – кампанию, сыгравшую свою роль в его отстранении в 1964 году [Хрущев 2016, 2: 307][376].

Ни Восток, ни Запад, или Юг ориентируется на Юг

В случае Афганистана на карту была поставлена реальная геополитическая цель, которую афганское правительство, уставшее как от Советского Союза, так и от Соединенных Штатов, явно и, возможно, цинично использовало в своих экономических интересах. То же самое часто говорят и о других странах, чья политическая и экономическая эволюция казалась связанной с советско-американским соперничеством. Далее часто утверждается, что холодная война пришла в страну X в определенное время или период, – другими словами, существует подобный ненасытному киту метанарратив, и все другие составляющие историю процессы и события оказываются в его пасти. Любые цели и задачи, существующие вне рамок этого метанарратива, имеют второстепенное значение – когда им вообще придается какое-либо значение, – и страны становятся инертными аренами, на которых два наших главных героя могут бороться за влияние.

Вот почему трудно представить себе ситуацию, в которой такие страны, как Индонезия и Афганистан, могли бы пригласить Советский Союз сыграть роль в их развитии. Что касается