Шрифт:
Закладка:
Эрминия не глядя кинула ветку к горке припорошённой хвои. Заозиралась. Сквозь хлеставшую по лицу метель различались лишь серые силуэты трёх сосен. Лучше вернуться. По одному тягаться с врагами — скверная затея. Особенно пока Рэксволд в таком состоянии. Как бы он ни кочевряжился, сейчас ему нужна защита. Иначе за очередную браваду расплатится жизнью.
Спешно подобрав лапник, северянка двинулась обратно, но, сделав несколько шагов по своим же следам, застыла. Взор приковал к себе плывущий напротив воздух. Прозрачное пятно, похожее на едва уловимое течение лесного ручейка. Находясь на расстоянии плевка, оно искажало ровную тропинку, заставляло её медленно извиваться, отчего та походила на неторопливую змею. Марево? Когда рядом нет ни огня, ни горячих предметов, ни кипятка? Необъяснимое явление смотрелось даже причудливее сиявшего зимой неба. А потом Эрминия заметила, что снежинки не залетают внутрь пятна — отскакивают от него, как от стены…
Выпущенная из рук охапка хвои. Рванувшие к мечам ладони и одновременный прыжок назад. Но… слишком поздно. В одно мгновение белеющее марево скакнуло к Эрминии и сбило её с ног. Падая, северянка успела мельком разглядеть два тёмных длинных когтя под разверзнутой пастью. Снорх…
Рухнув навзничь, Эрминия сразу же отказалась от идеи возиться с утонувшими в снегу клинками, всецело прижатыми собственным весом: руки были куда нужнее спереди. Помня, на что способны хищные твари, она сразу же упёрла ладонь в нависшую белую морду, а второй схватила и свела вместе метившие в живот когти. Острые зубы снорха безрезультатно клацнули над лицом, а лапы дрыгнулись в тщетной попытке распороть плоть. Однако всего предугадать не удалось. Существо утробно заклокотало, мотнуло головой, и со следующим клацем уцепившаяся за челюсть рука лишилась большей части двух пальцев, безымянного и мизинца, которые моментально пропали в недрах глотки. Северянка даже не вскрикнула: позволить боли взять верх сейчас — пропасть целиком.
Хладнокровие — незримый идол настоящего воина. На его алтаре, полностью занятом рассудительностью, не находилось места иным подношениям, а бессмысленное время молитв занимали упорные тренировки. В этом храме пота и крови Эрминия была давно не послушницей: ступила на его порог в одиннадцать лет, когда под строгими взорами вековых кедров самолично удавила напавшего на неё волка.
Продолжая сосредоточенно удерживать морду и когти, северянка закинула ноги на продолговатую шею снорха. Затем, сцепив сапоги, рывком выпрямила до жжения в мышцах — тварь начала хрипеть и судорожно сглатывать слюну. Магия магией, а удушение не проймёт лишь покойника.
Клац, клац, клац-клац! Щёлкавшая пасть ожидаемо ускорилась. Заметалась в надежде обойти выставленную ладонь, беспрерывно державшую нижнюю челюсть. Из обрубков, прилегавших к морде так же плотно, как здоровые пальцы, вовсю лилась кровь. Она орошала напряжённое лицо липким теплом, разукрашивала броню багровыми кляксами, а при резких манёврах марала снег красными точками. Вдобавок раненая рука не позволяла надёжно ухватиться за шерсть. Только и оставалось — упираться и следить, чтобы остальные пальцы не постигла та же участь.
Сколько северянка ни старалась заметить в чёрных опалах глаз хоть намёк на страх — не смогла. Снорх казался безупречным охотником. Невидимость. Ловкость. Бесшумность. Исключение — тот громкий одиночный фырк, который почему-то прозвучал с противоположной стороны. Уж не магической ли уловки удалось избежать? Пусть и ненароком. Высматривай Эрминия врагов чуть дольше — упала бы с когтями в спине и перекушенной шеей…
Однако это лишь предположения. В чём девушка была уверена точно — хищник стайный. О том поведали следы в Ух-Нод и множественные раны на трупах. Так где остальные? С минуты на минуту подоспеют на помощь своему разведчику или же она душила изгоя?
Между тем ярый натиск существа стал угасать. Чёрные, круглые глаза стиснул сонливый прищур. Когти дёргались всё реже, вяло перепиливая сжимавший их кулак. Медленнее. Ещё медленнее. Пока, наконец, не замерли — снорх осел, бесконтрольно навалился на северянку. Лишь тогда она столкнула его вбок, где тот распластался, вывалив серый язык. Эрминия поднялась. Утёрла лицо рукавом. Внимательный взор полоснул окрестности в поисках марева. Затем упал на неподвижную морду. Удивительно, но выдаваемого паром дыхания не мелькнуло даже в бою, словно по жилам хищника тёк мороз. Так и дохлым прикинуться не сложно. Благо есть проверенный способ развеивать подобные сомнения — ободранная ладонь вытянула из-за спины меч. Точный взмах. Белая голова послушно отделилась от тела. Из разрубленной шеи на снег засочилась прозрачная слизь, которая сразу же начала твердеть и трескаться.
Ёжась от холода — вместе с кровью нутро покидало и тепло — Эрминия перетянула беспалую, дрожащую руку ремнём ножен. Потом распорола снорху брюхо. Если откушенные пальцы не сильно пострадали, возможно, их ещё удастся приживить. Что-то такое она слышала от Лайлы, рассказывающей про чудеса целительной магии. Но в желудке, вонявшем гнилью и уксусом, нашлось лишь розоватое желе с горсткой костей: чьи-то позвонки, осколок ребра и две знакомых фаланги. Проклятье. Всё будто в щёлочи полежало. С ней северянка была знакома не понаслышке: доводилось пытать людей по указке «Апофеоза».
Злость на саму себя за впустую потраченное время подарила искорку тепла. Эрминия подхватила ветки и со всех ног рванула обратно к укрытию. Рэксволд, вероятно, уже скормил огню последние щепки. Нельзя дать костру потухнуть. Ведь теперь, с оглядкой на болезнь и ранение, развести его заново не получится даже вдвоём: ловкость рук, фалвар или огниво — четвёртого не дано.
* * *
Забравшись в сани, Джон покосился на сидевшую рядом Лайлу. Её взор был не приветливее взгляда крестьянина, заметившего чей-то силуэт с мешком на своём тыквенном поле. Сегодняшний день не стереть из памяти. Особенно из вампирической, где самые давние события свежи, как парное молоко. И всё же, несмотря на вторую, полностью свободную упряжку, Лайла находилась рядом. С тяжёлым сердцем и комом мыслей, в которых обида, отвращение и злость кипящей рекой подмывали мост взвешенных решений перед оплотом мудрости.
Сцепленные нарты выехали из оврага, и следопыт молниеносно схватился за меч: навстречу, по почти занесённой бураном колее, двигались одиночные сани — сейчас только стычки с варварами не хватало.
— Выследили-таки… — Джон таращился на каюра с кабаньим черепом на голове. Натянув вожжи, следопыт выбрался из упряжки и обнажил клинок.
— Подожди… — хоть огненная сфера уже вращалась на ладони, Лайла не спешила применять магию: пристально изучала врага.
Джон недоумённо посмотрел на вампиршу, потом — вновь на каннибала, на сей раз внимательнее: из-под устрашающего шлема ручьями стекали белые пряди, да и место костяной брони почему-то занимал тулуп…
— Уголёк? — вскинул бровь следопыт. — Лёгок на помине… — странно, но от внезапной встречи с сомнительным знакомым промёрзлый лес вокруг показался чуточку теплее.
— Шойсу, — поправила воина Лайла и развеяла огненный шар. — По-видимому, он принял моё предложение. Шансы выжить одному в чужом мире ничтожно малы. Только и подле нас отнюдь не безопасно. Не уверена, стоит ли ему ехать с нами… теперь.
— Сдаётся мне, в одиночку он здесь долго не протянет, — Джон наблюдал, как иномирец рванул вожжи вверх и остановил замедлившуюся упряжку упёртым в снег копьём. — А так, глядишь, пригодится где, раз уже спасал тебе жизнь. Быть может, и про камень телепортации что полезного расскажет, — он убрал меч в ножны и перевёл взор на вампиршу.
Лайла бесшумно вздохнула. Колеблясь, словно свеча на ветру, она глядела на Шойсу, который, пряча бирюзу глаз в сумраке шлема, неподвижно сидел в санях напротив. Груз ответственности за чужие жизни неумолимо рос. Вряд ли Рэксволд примет гостя на равных. Смогут ли они обойтись без кровопролития? А сам виновник размышлений? Не пришибёт ли мефита, едва тот покинет невидимость? И это лишь самое очевидное. Сколь глубокие дебри проблем придётся изведать — не знает никто.
— Будет непросто… — сухо промолвила вампирша и приветственно подняла ладонь.
* * *
Завидев в метели мерцавший огонёк, Эрминия испытала облегчение и замедлила бег. Однако ещё через дюжину метров, когда снежная пелена истончилась, встала как вкопанная. Под припёртыми к дереву санями никого не было, рядом лежал мёртвый олень, а чуть поодаль беспокойно бил копытом