знал, что Рикас не проснется, ведь зелья Ивена еще никогда не подводили. Если он сказал, что тот, кто его выпьет, проспит до полудня, то так и будет. Дрейк провел пальцами по лбу, убирая волосы Рикаса в сторону. Тот слегка поморщился, но не проснулся. Интересно, он поймет, что Дрейк подмешал в вино зелье или нет? А если поймет, то скажет об этом или промолчит? Дрейк не знал ответа, но понимал, что больше всего на свете не хочет, чтобы Рикас видел, как он уходит. Уходит, чтобы предать. Дрейк склонился над Рикасом, внимательно вглядываясь в его лицо. Что видел Рикас во снах? Отпускал ли он себя хотя бы в них? Позволял ли непомерному грузу ответственности и проблем оставаться в реальности? Почему-то Дрейк был уверен, что нет. Что даже во сне Рикас искал решение всех насущных проблем.

— Любых, кроме своих собственных, — произнес Дрейк вслух и провел пальцами по щеке Рикаса. — Ты словно ответственен за весь мир. За весь, кроме себя. Я не хочу смотреть, как ты приносишь себя в жертву. Не хочу. — Он склонился над Рикасом и поцеловал в уголок губ.

Тот что-то промычал во сне, но разобрать слов не удалось. Дрейку хотелось верить, что Рикас чувствует, что он рядом. Всегда рядом. Даже тогда, когда ушел и занимался разбоем и грабежами — сердцем он все равно оставался верен Рикасу Вайту. И ведь он готов был доказать эту верность, но Рикас никогда не просил. Никогда и ничего не просил.

— Надеюсь, ты сможешь меня простить, — прошептал Дрейк и поднялся с постели.

Сперва он хотел воспользоваться порталом, но позже решил, что до места встречи на лошади всего часа четыре. Это время позволит ему развеяться, привести мысли в порядок. И подготовиться ко встрече с Николасом. Отцом его назвать язык не поворачивался. Дрейк не раз думал о том, где бы был сейчас, если бы Рикас не вытащил его из пучины ненависти к самому себе. Окружающие уже тогда мало волновали Дрейка, но он свято верил в то, что они говорили. «Гнилая кровь» стала его наследием, отчаянием, болью. В то время Дрейк не научился отделять себя от поступка Николаса. И неизвестно, научился бы вообще, если бы не Рикас. И вот сейчас его снова ждала встреча с прошлым. С человеком, запросто разрушившим его жизнь. С человеком, наплевавшим на родного сына. А не будь Дрейк силен, не будь он приближенным Рикаса Вайта, захотел бы Николас с ним встретиться? Увидел бы толк в забитом, ненавидящем себя мальчишке? Дрейк понимал, что эта встреча простой не будет. А еще осознавал, что больше всего на свете хочет доказать, что чего-то стоит. Действительно стоит. Он оделся и бросил последний взгляд на Рикаса. Он не ожидал, что тот его поймет. Но хотел верить, что простит.

Дрейк на секунду задержался, прежде чем открыть дверь. Хотел обернуться, но не стал. Он недаром подлил в вино Рикаса зелье. Он знал, что если Рикас этим утром с ним заговорит, то Дрейк точно не сможет сделать то, что планировал. Ему просто не хватит сил.

* * *

— Миледи, сэр Дрейк покинул замок на рассвете.

Мэдисон обернулась и посмотрела на эльфа, не решавшегося разогнуться, пока она не позволит. Слуги в замке Рикаса были вышколены до идеала, хотя он никогда не был с ними по-настоящему строг. Они словно впитали верность Вайтам с молоком матери. Найти того, кто в этом замке согласился бы шпионить за Рикасом, оказалось практически нереальным. Почти все слуги остались еще со времен, когда в замке всем заправляли Зевран и Кендра. Все слуги буквально боготворили семейство Вайтов. Но слабые звенья есть всегда. Интересно, а подарки Рикасу в виде умелых поваров и прекрасно вышколенных слуг выбирала Дейдре или все-таки Марджери? Мэдисон ни капли не сомневалась, что королева старалась быть в курсе всего, что происходит в замке первого советника. Но и была уверена, что Рикас прекрасно знал, кто и о чем докладывает Дейдре. Слишком уж очевидной была слежка.

Но догадывался ли Рикас, что и Мэдисон старалась быть в курсе всего, что происходит за дверьми его спальни? Доверял ли Рикас ей так, как Дрейку? И главное, кто отравил Рикаса, что тот уже четыре дня не появлялся на людях? Насколько болезнь Рикаса серьезна?

Мэдисон не могла с точностью сказать, радует ли ее мысль, что предателем оказался Дрейк или нет. Она испытывала какое-то злорадство. Так и хотелось заглянуть в глаза Рикаса и спросить, уверен ли он до сих пор в своем выборе? Верил ли сам в непогрешимость и верность Дрейка? Она так и представляла, как бросит ему на стол доказательства измены. Как сердце Рикаса разобьется точно так же, как когда-то разбилось ее.

— Ты знаешь, куда он поехал?

— Нет, миледи. — Служка наконец-то распрямился. — Он никому и ничего не сказал. Не потребовал сопровождения. Я знаю только, что путь его лежал на восток. В сторону Эдмина.

— И не воспользовался порталом, — задумчиво протянула Мэдисон. — Спасибо… — Она замерла, вглядываясь в лицо слуги, усиленно пытаясь вспомнить, как его зовут.

— Ридж, — услужливо напомнил эльф.

— Ридж, конечно, я помню. — Мэдисон не было нужды врать, ведь слуги привыкли, что их имена для господ зачастую остаются неизвестными.

Но Рикас помнил каждого, знал все про их семьи, спрашивал о делах и самочувствии. Он добивался верности не кнутом, а хорошим отношением, готовностью помочь, потратить дорогущее лечебное зелье на заболевшего сына прачки. И Мэдисон хотела того же. Если ей нужно знать каждый шаг Рикаса Вайта, то стоит научиться завоевывать сердца людей. И делать это не только при помощи звонкой монеты.

Но пока все, что ей оставалось — опустить в протянутую ладонь эльфа три золотые монеты. Его глаза загорелись алчным блеском, что Мэдисон не могла не отметить. Тот, кто верен за звон монет, всегда с легкостью отдаст верность тому, кто заплатит больше. А Мэдисон не хотелось терять такой ценный источник информации. Порой Мэдисон казалось, что этот Ридж обладает магическими способностями. Уж очень незаметным он мог быть, если хотел.

— Я рад служить вам, миледи, — улыбнулся Ридж и поспешил покинуть покои Мэдисон.

Она же лишь озадаченно смотрела в окно, пытаясь понять, как лучше отследить Дрейка. Ей необходимо узнать, куда он направился и насколько успешно пройдет его встреча. Она еще докажет отцу, себе и Рикасу, что стоит чего-то. Что очень зря ее не воспринимали всерьез.

* * *

Николас сидел и всматривался в дверь, словно гипнотизируя