— Десять!

— Пять, зарина, это нормальная цена, для такой работы.

— Десять и не афгани меньше. Ты хочешь нагрузить бедного сироту работой, да еще скажешь, что все это надо будет срочно, будешь стоять над душой. Да ты посмотри на него, на нем лица нет, а ведь он помимо работы на станке, еще и помогает мне по хозяйству, отремонтировал все, что только было возможно в доме. Хотя я тебя об этом просила уже ни один раз.

— Ладно, ладно успокойся. Шесть!

— Девять, и ты привозишь кроме материала на твои бабасины, еще и дрова.

— Дрова, я тебе и так каждый год привожу, сестра. Ты меня хочешь разорить и пустить по миру? Семь.

— Восемь, так восемь ладно уговорил, шайтан! Только потому, что ты мой брат.

— Эй! Я говорил о семи афгани!

— Ты еще будешь со мной спорить?

— Ладно, согласен на восемь. — Рахмдил тяжко вздыхает, но мимолетная улыбка проскользнувшая по его лицу, говорит, что он доволен сделкой и рассчитывал на гораздо большую сумму.

Поняв, что торг завершен, и взрослые замолчали, в разговор решился вступить я. Так-то вообще это нарушение правил, но учитывая, что работу придется выполнять именно мне…

— Рахмдил-ака, скажи, какие именно балясины ты желаешь, и какого они должны быть размера.

После этого вопроса мы вышли из дома, прошли в мастерскую, и там после долгих обсуждений, о форме, размерах и количестве изделий, наконец пришли к общему знаменателю. После чего договорившись о материалах, и сроках исполнения, пожали друг другу руки и разошлись.

На следующий день, во двор заехал грузовик, с которого были сгружены бревна, которые в союзе, вряд ли, кто-то назвал бы этим словом. Скорее хлысты, потому что максимальный диаметр этих самых бревен не превышал семидесяти-восьмидесяти миллиметров. С другой стороны, большего и не требовалось. Да и в большинстве случаев даже для строительства здесь использовались в основном такие стволы. Мне кажется они просто не успевали вырастать, как шли на вырубку. Здесь в Афганистане вообще были проблемы с деревом. Любой более или менее ровный ствол найденный в горах тут же спиливался и утаскивался на подворье. При этом, использовали его чаще именно для строительства, чем для растопки очага. При этом он мог лежать годами дожидаясь своего часа. Может где-то на юге и росли высокие деревья, но здесь редко можно было встретить что-то превышающее два-три метра, и чаще всего настолько вывернутое, и закрученное, что ни для чего кроме очага, приспособить эти стволы, было невозможно. А весь строевой лес завозился или из СССР или из соседних стран, например того же Ирана. Осмотрев привезенные материалы, подумал, что при желании смогу даже кое-что выгадать и для себя. Ведь обрезки никто не собирается у меня отнимать, а склеить их пара пустяков. Правда для этого нужен клей, но с этим мы как нибудь разберемся.

Кстати, тут же возникла мысль, почему имея под боком довольно широкую реку, мы не едим рыбу. Заданный вопрос хозяйке прояснил ситуацию. Как оказалось ловля сетями с некоторого времени, запрещена каким-то там указом, и за это очень сильно наказывают. Удочкой, при здешнем течении много не наловишь. То есть мальчишки, моего возраста иногда ходят на рыбалку, но обычно приносят такую мелочь, что без слез не взглянешь. Муж Зарины, в свое время увлекался спиннингом, и приносил иногда довольно большой улов, но после его смерти, все рыболовные снасти пришлось продать кому-то из соседей, в общем ловить тут нечего.

— А Верша, морда? — спросил я.

— Это у кого морда? — тут же услышал в ответ.

В общем уже через полчаса, я донес до хозяйки свою мысль, и даже изобразил нечто похожее на клочке бумаги, после чего, та несколько скептически пожав плечами, и не веря, что подобное приспособление принесет, хоть какую-то пользу, пошла к местному корзинщику, чтобы заказать тому пару, или хотя бы одну такую корзину. Я же приступил, к изготовлению первой балясины, по чертежу амаке Рахмдила.

Оказалось, что мордухи здесь были все-таки известны. Зарина-апа, назвала какое-то местное понятие, которое я пропустил мимо ушей, да и по большому счету было все равно, как оно там называется. Главная проблема, как оказалось состояла в сильном течении реки. Прикормку, просто вымывало из корзины, буквально на глазах, и потому большого толка от нее действительно не было. Правда мне все же удалось наладить лов рыбы, но пришлось для этого сильно потрудиться набирая из камней, что-то вроде косы, чтобы образовалась заводь, не с таким сильным течением, как в основном русле. При этом. я еще и получил нагоняй от своей опекунши за то, что полез в воду. А что еще оставалось делать, когда баранина уже буквально вязла на зубах. Я конечно понимаю, что просто зажрался. Другие вон, эту самую баранину, только по праздникам и видят, а я каждый день, да еще и в разных блюдах. Все я понимаю, но уж очень захотелось рыбки, поэтому и полез в воду. Конечно же был не прав. Вода в Кокча, местной реке, и так ледяная, а тут еще начало октября. Как не слег с простудой удивительно, зато уже на следующий день, достал из мордухи целых три тушки размером около сорока сантиметров и весом до семисот граммов каждая. Как оказалось, это рыбка называется Саттарская Снежная форель. Не скажу, чтобы на вкус она была изумительной, но после почти полугода мясной диеты, учитывая и то время, пока я жил в Ташкенте, она показалась мне очень вкусной. Единственное, о чем я попросил свою опекуншу, так это не выбрасывать чешую, сказав, что мне нужен клей, а из чешуи он получается, ничуть не хуже покупного.

С этого дня, в наш рацион плотно вошла и рыба. Тем более, что в Кокча, водилась не только форель. Довольно часто попадался голец, а однажды в корзину заплыли два сомика. Правда совсем крохотные, размером чуть больше ладони, и я их просто выпустил обратно, хотя, как оказалось зря. Зарина-апа, сказала, что сомики очень вкусная рыба, особенно прожаренная с тмином, райхоном, шафраном и зира**, на сковороде. Да и местные сомики просто не успевают вырасти достаточно большими, или же это такая порода, что редко встретишь сома больше двух ладоней. Как оказалось, впрочем я об этом догадывался и раньше река