И хоть от детского питания ломятся полки магазинов, мне все равно до жути приятна такая забота. Я верю, что мальчишки ее тоже чувствуют. Сегодня ни один человек в мире не узнает на зимних фотографиях, с которых смотрят худющие человечки, двух щекастых и наглых бутузов.

Молодой и дурной немец Чарли самозабвенно приносит им выброшенные из манежа игрушки.

Папа с Русланом опиливают сухие деревья и маринуют мясо. Сегодня будут шашлыки…

Вытягиваюсь в шезлонге и пристраиваю ноги на пуфик, подставляя лицо солнышку. Хорошо… Пью из стакана вишневый компот. Кстати, тоже сделанный тетей Катей.

Эта женщина появилась в нашей жизни чуть больше двух месяцев назад, что говорится, как с нег на голову. Привезла папу из рейса со сломанной ногой. Поселила у себя дома и так залюбила, что папа за месяц набрал десяток килограмм. Зато бросил курить.

Я искренне рада за него. Кажется, он даже помолодел.

Прикрываю глаза и вдруг слышу вибрацию телефона на столе. Это папин. Не успеваю посмотреть на экран, потому что Катерина перехватывает трубку и сбрасывает звонок.

Оглядывается в мою сторону.

— Извини, — нервно выдыхает. — Мать твоя звонила. Если считаешь нужным, сама ей набери. А я не могу! Скоро в черный список ее поставлю! Бесит меня страшно! И днем и ночью терроризирует! А Дима ей деньги шлет.

Грустно вздыхаю.

— Он и будет слать. Мама ни дня не работала в жизни.

— Так, может быть, пора начать? У нас в проводники после курсов всех берут.

— Вы все правильно говорите, — качаю головой. — Только папа так не сможет. Не нужно заставлять его выбирать.

С минуту женщина обижено дышит, а потом взмахивает руками в присущей ей экспрессивной манере.

— Все! Поди сама ему телефон отнеси! А я пойду детям обед погрею.

Пользуясь случаем, я ловлю отца возле сарая.

— Пап, тебе мама звонила, — перегораживаю ему путь. — Что происходит? Вы общаетесь?

— Отойди! Ведро тяжелое, — пытается смыться родитель от ответа, но я тоже не простая.

— А ты на плитку поставь, — упираю руки в боки.

Опуская ведро, отец понимает, что избежать разговора не получится.

— Катерина нажаловалась?

— Просто к слову пришлось… — отвечаю. — Ну и?

— Пьет твоя мать. Как зараза. А Наташка, что пробка… Эх! Ребенка жалко, ты понимаешь?

— Понимаю, — киваю. — Но что ты тут сделаешь? Тебе не тридцать и даже не сорок, если будешь так работать, то себя угробишь.

— Я пока не решил, как тут быть.

— А ты понимаешь, что ты их беспомощность только спонсируешь? — Наседаю на отца. — Если ты думаешь, что они ребенку что-то покупают, то нет! Я сегодня видела Тату в магазине. Вот прям перед тем, как ехать к вам. В ее корзине была алкашка, закуска и ничего для ребенка!

Отец морщится, хватаясь за сердце.

— Пап?! — Тут же пугаюсь я. — Ну ты чего?

— Все нормально, иди. Вон, Катя на стол накрывает. Помоги…

Понимая, что сейчас больше ничего от него не добьюсь, ухожу с дороги.

Выходной проходит дальше своим чередом и только к вечеру, когда мы грузимся с мужем в машину, меня снова нагребает разными мыслями.

Руслан, конечно, это замечает.

— Что-то не так? — Внимательно поглядывает на меня. — Вы с отцом не поругались? Даже обниматься на прощание не стали…

Я поджимаю губы, сдерживая слезы.

— Он маме с Наташей деньгами помогает. Они их из него тянут и тянут. А Катя против. Сердится. Папа переживает…

— Для всех хорошим не будешь, — резонно подмечает муж. — Интересно получается, что пока ты хороший для того, кто этого не ценит, ты не берёшь в расчет чувства тех, для кого ценен сам.

— Откуда такая философия? — Удивляюсь.

— Жизненный опыт! — С веселым апломбом изрекает Руслан. — Всю жизнью это смотрел, как дед метался между отцом и дядькой. И все не мог отгадать почему…

— А сейчас отгадал? — Зарождается во мне интерес к мыслям мужа.

— Мы когда ещё за детей судились, один из нотариусов, что отвечал за завещание, сказал мне, что дед мною бы гордился. Я тогда был в такой запарке, что не придал этому значения, а пару недель назад, когда в документах ковырялся, нашел свидетельство о рождении отца. Оно выдано на два года позже, чем дата рождения. Понимаешь?

— И что? — Хмурюсь задумчиво. — Может быть, потеряли? Восстановили.

— Нет, — качает головой Руслан. — Мой отец приемный. Я документы в архиве поднял. А вот дядька родной. Потому дед и не мог смириться с мыслью, что из его родной крови не выросло ничего путного.

— Вот это поворот… — шепчу шокировано.

— Да, — хмыкает Руслан. — Отцу решил не говорить, поэтому ты тоже помалкивай. Я тебе это говорю к тому, что Наталья сведет отца в могилу. Катерина не за деньги злится, а за то, что отца после каждого звонка сердце хватает.

— Ну с этим же надо что-то делать!

— Забрать ребенка твоего бывшего себе? — Хмыкает муж. — И ребенка моей бывшей. Еее…

— Дурак! — Бью его ладошкой по плечу и обижено на пару минут отворачиваюсь к окну.

Но ситуация мысли не отпускает.

Я думаю о ней весь вечер и всю ночь, пока меня мучает изжога после съеденного шашлыка.

А к утру принимаю, кажется, единственно верное решение…

— Руслан… — говорю мужу, ставя на стол тарелку с яичницей. — Давай заберём девочек. Обеих.

— Чего? — Не въезжает сначала муж.

— Ну одну будут твои родители воспитывать, а другую — папа. Мы просто будем помогать. Давай, пожалуйста. Это будет не так страшно, как кажется. Все равно у нас одни мальчишки…

Руслан откладывает в сторону вилку и, так и не притронувшись к еде, встает из-за стола.

— Я против. — Говорит твердо. — У тебя на фоне гормонов крыша поехала. А я на себя ответственность из пятерых детей взять не согласен.

— Руслан…

— Все, я сказал! — Рявкает. — Разговор окончен.

Уходит в комнату.

Я опускаюсь на стул, между сыновей и смотрю мужу в след. В носу и горле першат слезы.

Как он может? Как он так может? Даже не поговорил…

Глава 41

Руслан

Возвращаюсь с работы в неожиданно тихую квартиру.

На часах восемь вечера. Что-то поздновато они гулять ушли. Сбрасываю ботинки, кладу на тумбочку ключи и прохожу в гостиную. Падаю на диван, вытягивая ноги. Хорошо… Устал — жесть просто. Хочется в душ, но сил нет.

И где-то в моей голове, когда я прикрываю глаза, шевелится крамольная мысль, о том, как в тишине все-таки хорошо. Дети становятся с каждым днем все громче. Игрушки, разборки, что-то бормочут… Это их двое пока. А что