ко всем присутствующим, — мы можем успеть сегодня снять еще одну простенькую сцену. Сцена интимная, а потому все не задействованные в ней актеры могут покинуть павильон.

Актеры стояли не двигаясь.

— Я не понял, чего вы стоите, я же всех отпустил.

Актриса, которая играла барыню, сказала:

— Семен Петрович, так вы самого главного не сказали, чью сцену интима снимать будете? У нас и предположений нет, мы тут все друг с другом погрязли в полном интиме.

— Ты, Лен, ступай, тебя не будем.

— Эх, жаль!

— Меня с Ариной давайте, — нескромно, как всегда, предложил свою кандидатуру Сева.

— Всеволод, ты тоже свободен. Тебе дай волю, ты из постели вообще вылезать не будешь. Если я буду снимать когда-нибудь фильм о похождениях сексуального маньяка, считай, роль главного героя твоя. А сегодня будем снимать новенькую с барином. Справишься, готова? — обратился режиссер ко мне.

— Фень, ты не стесняйся, я сделаю все по высшему разряду, — сказал мне Григорий, он же по сценарию деспот и насильник — барин Николай Самарин.

Народ на съемочной площадке засуетился, засобирался, и уже через пять минут павильон опустел.

— Порепетируйте пока, — сказал оператор Василий, — нам тогда весь свет переставлять надо.

Семен Петрович подошел ко мне и, обняв меня за талию, подвел к барину-Коле.

— Ребята, актерская задача в этой сцене такова: Николай — человек, который не привык к отказам. Тем более, Феня, напоминаю тебе, что ты его крепостная. А посему, Николай приходит к тебе в дом, ты понимаешь всю безнадежность своего положения и отдаешься ему тихо и безропотно, но в конце полового акта ты должна сыграть «затаенную месть». Понятно?

— Нет, — честно ответила я.

— Что не понятно-то, Фень?

— Как сыграть месть, да еще и затаенную? Я, если помните, институтов театральных не заканчивала, у меня техническое образование.

— Это хорошо, значит, с техническими моментами у тебя трудностей не возникнет? — решил уточнить «барин».

— Как раз последнее время у меня по этому вопросу частые тренировки, — решила я ответить шуткой.

— Детали опустим, — встрял режиссер. — Фень, снимем сейчас общий план, а «месть» потом, отдельно.

— А может, мне после всего сжать так кулаки и сказать: «Ох, барин, на месть ты нарываешься!»

Гриша засмеялся. Семен Петрович сморщился и обратился к осветителям:

— Ребята, сколько еще?

— Пусть раздеваются, почти готово.

— Что значит раздеваются? — забеспокоилась я. — По правде?

— Нет, понарошку… — веселился Гриша, снимая брюки.

— Категорически отказываюсь, — испуганно проговорила я.

— Поздно, Феня, ты контракт подписала, там прописано, что это обязательное условие. Мы все красиво снимем, не похабно. Зрителям ведь тоже хочется на вас голеньких посмотреть.

— Вы думаете, что им хочется? — сомневалась я все же в зрительских желаниях. — А зачем им?

— Феня, я вкус аудитории знаю, им очень нравятся сцены секса и насилия.

— Ужас какой-то. Ладно, я ломаться, конечно, не буду, раз контракт подписан, но не гарантирую высокую художественность образа.

— Петрович, свет готов, можно начинать, — отдал команду оператор.

Я зашла за ширму и разделась догола. Заботливая женщина, она же художник по костюмам, успокаивала меня, как могла, комментируя каждое свое действие:

— Фенечка, сейчас на причинные места наклеем что-то типа пластыря, а на грудь наклейки, они сосочки твои закроют. Гришечке гульфик специальный наденут, что-то типа носочка, чтобы ты понимала.

— На что гульфик наденут? Прямо туда?

— Не переживай, тоненькую подушечку еще между вами проложим. Все будет хорошо.

Дальше ко мне пришла гримерша и обмазала тело тоном и пудрой.

— Это чтобы ты эстетично в кадре смотрелась, — пояснила она в конце.

— А без пудры не эстетично?

— Без пудры ты дома… а тут кино, это целый процесс.

Я накинула халат и вышла на середину площадки.

Григорий неистово отжимался от пола.

— Григорий, а зачем вы это делаете, вы же сейчас вспотеете и пахнуть будете, — забеспокоилась я.

— Так и надо, потом к мышцам кровь приливает, и они выглядят более сексуально.

— Начинаем сразу со сцены в постели, — сообщил Семен Петрович, — укладывайтесь, ребятки!

Я юркнула под тонкое лоскутное одеяло. Ко мне тут же занырнул Гриша.

— Ты в носочке? — поинтересовалась я.

— Зачем? Я носки первым делом снимаю, это так ужасно выглядит, и потом, что ты меня путаешь, в то время не было носков, портянки они носили.

— На причинном месте у тебя есть что-то? Мне обещали…

— Гульфик это называется. Да, на мне, не переживай.

— Что вы там все обсуждаете? — раздраженно сделал нам замечание режиссер. — Гриша, лезь на нее, начинай уже телодвижения.

Дальше все было, как в страшном сне. Гриша умелым движением снял с меня халат и оказался сверху. Я зло шептала ему в ухо, что мне обещали проложить между нами подушку. Он довольно скалился и отвечал:

— Все будет, милая, стоит только подождать.

Я не понимала, чего надо ждать, если он уже вовсю на мне скачет. Я слышала голос Семена Петровича, то о каком-то третьем софите, то о камере номер два, то о зуме на первой камере, ему отвечал Василий, что сейчас они все поправят. Затем Семен привязался к одеялу, оно решительно не нравилось ему в кадре. Какой-то мужчина подбежал, стянул с Григория одеяло и накрыл его другой тряпкой. Семен заорал, что она очень большая и он теперь ничего не видит. Барин в это время не переставал делать свое «грязное» дело. Я начала потеть и злиться. И уже была готова прекратить эту вакханалию, как услышала над самым своим ухом:

— Все, Гриш, этого хватит. Теперь оргазм.

Я подняла глаза и увидела нависающего над нами Семена Петровича.

«Интересно, почему он в кадре», — успела я задаться вопросом.

— Стоп. Замечательно. А теперь снимаем. Актеры с точки не сходят, Вася готов?

Вася тут же ответил:

— Всегда готов!

А девушка-хлопушка проорала:

— Сцена восемнадцать, кадр третий, дубль первый.

Гриша понесся. Я заорала.

— Фенечка, не усердствуй, помни, что тебе безразлично, ты вся уже в будущем, в моменте отмщения. Сбавь обороты.

Я скинула с себя «барина» и вскочила. Внутри меня все клокотало. Моему возмущению не было предела. Оказывается, первые десять минут моего позора были вовсе и не съемки, а репетиция.

— Семен Петрович, мы так не договаривались!

Григорий заботливо накинул на меня халат.

Я с большой благодарностью посмотрела на него, потому что в порыве своего негодования забыла, что совершенно голая.

— Ты хотела, без репетиций чтобы я снял? Так, милочка, не бывает. В кино прежде, чем снять дубль, актерам надо сцену эту порепетировать, операторам — примерить ракурсы, световикам — поправить свет.

Обессиленная, я села обратно на кровать, а Семен Петрович продолжил:

— Ты в кино человек новый, только это