– Что?

– У меня рифма получилась: пью – убью. Здорово, правда?

Кестель промолчал. Паяца несло.

– Знаешь, когда я узнал про твой случай… ведь это же случай, так, можно его так назвать? Ну какое там заклятие. Случайность, и все. Птицы без конца про то болботали. Я как узнал, так пошел в Зал голов, а это мое наследство и подарок миру. Я хочу, чтобы он остался после меня. Пусть люди приходят, как в Зал Оран, говорят: «Вот собрание истинного коллекционера» и благоговейно умолкают, потому что увиденное меняет души. Ведь каждый хочет оставить что-нибудь после себя… Кестель, ну выпей еще!

Кестель выпил.

– И вот посмотрел я на свой зал и впервые почувствовал: да он же мертвый! Столько голов – а поговорить не с кем. А мне бывает так одиноко, я так жажду дискуссий о смысле жизни, об абсолюте – и, конечно, о задницах. Можно рассуждать о жизни, философии, но разговор обязательно в конце концов перейдет на задницы.

Кестель отчаянно старался не слушать.

– Я и подумал: раз ты бессмертный, так я сниму тебе голову с плеч, и станешь ты звездой коллекции. Живая говорящая голова – великолепнейший экспонат. Мы тогда уж наговоримся о философии и, конечно же, о задницах. И когда я буду возвращаться из путешествий с новыми экспонатами, ты их увидишь первый.

– Забудь про то, сукин ты сын, – процедил Кестель.

Совсем захмелевший паяц, похоже, того не слышал.

– Уж ты не уйдешь, я тебя не выпущу. Я буду следить за каждым шагом, идти по пятам. Ты бессмертный, и я бессмертный. И я тебя достану. Подстерегу минуту твоей неосторожности и достану. И тогда я сниму тебе голову с плеч.

– А может, я сниму твою?

– Ну ты же понимаешь, что ничего не сможешь мне сделать, – сообщил паяц и с наслаждением отпил. – У меня же нет сердца. Меня не терзает страсть. И дома никто не ждет…

Голова паяца упала на грудь. Дунтель дал Кестелю знак едва заметным движением.

– Бомол, давай выпьем еще, – предложил Кестель.

– Ты меня хоть в клочья порви, – пьяно бормотал паяц, – а ветер сметет меня в кучу, и я снова пойду за тобой. Огня я боюсь, это да. Огонь – он всегда огонь. Но я встану из пепла и буду как новенький. Правда, злой очень. Прямо как оно с тобой, правда?

– Нет.

– Но ты же тоже собираешься в кучу. Если б я был хирургом и знатоком Магии крон, я б с тобой справился. Но разве я, мать вашу, похож на хирурга?

– Не похож, – согласился Кестель.

– Именно! Дунтель, если захочешь как следует порезать его, сделай все по Магии крон. Но осторожно! Одно неверное движение, и монстр вырывается, срастается и выдирает тебе кишки.

– Чем болтать, лучше выпей, – посоветовал Дунтель.

– Ну и выпью, чего тут. Конечно, стоит опасаться тела, когда отрежешь голову, однако мне просто начхать. И не думаю даже. Вообще. Поняли?

– Да, не думаешь, – согласился Дунтель. – Что очень красноречиво говорит о том, насколько ты у нас здравомыслящий.

Бомол его уже не услышал – заснул.

– Наш друг отдыхает, – поведал Дунтель официанту, вскочившему, чтобы освободить проход.

Официант услужливо раскрыл двери. Кестель с Дунтелем вытащили паяца наружу.

Свинопас ожидал неподалеку. Он взялся за Бомола, осторожно снял человеческую голову с тряпичной, дрожащими руками уложил на мостовую. Улица шла под уклон, и голова покатилась. Она остановилась лишь через несколько метров, застряла между торчащими камнями. Свинопас не обратил на это внимания. Он вытащил толстые веревки, связал паяца и вскинул себе на плечо.

– Изрядный паяц, – заметил свинопас. – Оно видно по ткани, из какой его сшили.

– Сделайте с ним, что требуется, – холодно посоветовал Дунтель, с раздражением глядя на перчатки, испачканные во время переноса куклы. – Я вас пока оставлю. У меня поутру казнь.

Дунтель глянул на Кестеля.

– Может, вы захотите отправиться вместе со мной?

– Да, я пойду. И спасибо за помощь.

– Вы, пожалуйста, не принимайте близко к сердцу то, о чем болтал паяц.

– К сожалению, он во многом прав, – сказал Кестель.

– С одной стороны – да. Но с другой, уж поверьте, совсем нет. Право слово, не стоит себя мучить. До завтра!

Дунтель пошел к отелю. Кестель смотрел Дунтелю вслед до тех пор, пока белый силуэт не скрылся из виду.

Легко сказать – не мучься. Кестеля мучило и то, что имел в виду Дунтель, и многое, многое другое.

Боковым туннелем Кестель со свинопасом пошли вниз, к широкой лестнице, миновали два патруля, но солдаты не заинтересовались обмякшим Бомолом. На паяцев всем было наплевать, даже в Арголане, городе закона и порядка.

– Даже храпит, – заметил свинопас. – Страшно упился.

– Господин Дунтель попросил официанта добавить в пиво усыпляющего зелья.

– Да, господин Дунтель – человек исключительный.

– Очень влиятельный.

– Да, он из тех, кого лучше послушать, – глубокомысленно согласился свинопас, словно фундаментально разбирался в типах вроде Дунтеля. – А с зельями – скверная придумка. На паяцев они не действуют.

Обвисший на плече свинопаса Бомол выглядел большой потрепанной марионеткой.

– Эти паяцы до холеры трудно устроены, – буркнул Кестель. – Я когда-то думал, что эту тварь убил.

– Они, когда идут на охоту, вынимают свое сердце. И тогда – да, убить их ой как непросто.

Это Кестель знал и сам.

– Для меня паяцы – обычное дело. Знаете, они крадут не только головы свиней, но и души. Потому я ненавижу паяцев.

Они спустились по лестнице на уровень хлева, и когда уж подошли к воротам, откуда-то вылез стражник с алебардой и замахал рукой, мол, останавливайтесь. Он с раздражением глянул на свинопаса, на Кестеля, потом снова на свинопаса.

– Что у вас такое?

– Несем друга. Упился он, – пояснил Кестель.

– Значит, связываете друзей.

– Это чтобы он не вырывался. Он драться лезет, когда напьется.

– Я, по-вашему, похож на дурня? – осведомился стражник.

Кестель пожал плечами. Он не понимал, с какой стати стражник вздумал ввязаться. Тот опустил алебарду и изобразил готовность к действию.

– Положите его на землю! Он жив?

Свинопас уложил паяца наземь.

– Я же говорю – упился, – сказал Кестель.

– Развяжите его. Я же говорю, он опасный.

Кестель шагнул к стражнику.

– Послушай, ты хоть посмотри на него. Это же паяц, собиратель голов, сущий подонок. Чего ты хочешь?