– Смогу, – с гордостью ответил парень. – Я бьюсь с ними, когда они приходят за свиньями. Это моя война. Я воюю уже много лет и хорошо научился. В целом хлеву я – лучший.

«Что же, у каждого – своя война, даже у свинопаса», – подумал Кестель.

– В прошлый раз нам не дали договорить, – сказал Дунтель.

Паяц выругался про себя. И ведь не услышал, как подошли. Он знал, отчего так вышло, но все равно злился.

– Ну да. Тебе пришлось кое-кого прикончить, – буркнул Бомол.

Дунтель уселся напротив паяца. Тут же объявился официант, протер стол и принял заказ.

Паяц рассмеялся.

– Ты – настоящий господин этого дрянного притона. Официант здесь самый ленивый из всех, каких я видел. А перед тобой ишь как старается.

– Мы говорили о тебе и твоей охоте. Ты хотел мне кое-что рассказать.

– Я хотел сказать, чтобы ты мне не мешал. Оно не стоит твоих усилий, – сообщил Бомол.

– А я хотел сказать, чтобы ты возвращался туда, откуда пришел. И лучше бы ты убрался уже сегодня. Да Кестеля и нельзя убить. Ничего ты не сделаешь с ним, – заметил Дунтель.

– Оттого он для меня такой ценный.

Дунтель погрозил пальцем, покачал головой.

– Да не жалей ты его. С какой стати тебе вообще взбрело в голову его жалеть? Что тебе до него?

– Он очень приличный человек. А даже если бы и не был такой приличный, я не пожелал бы ему судьбы, которую ты уготовил.

На столе появились кружки. Паяц схватил одну и тут же опорожнил, а затем тут же опорожнил другую и придвинул к себе третью.

– И где в тебе столько помещается? – удивился Дунтель.

Бомол рассмеялся.

– Вода вытекает, а сила остается со мной.

– Ага.

– Ну пусть он и приличный, но ведь глупый и сентиментальный. И тут же теряет голову, когда на самом деле теряет голову.

Паяц хихикнул.

– Притом он совершил кучу злейших дел, и невозможно его остановить. Он встает из смерти, будто ванька-встанька.

– Точно подмечено, – похвалил Дунтель.

– А с ним так: обычная работа убийцы тут ничего не даст, всякая рана ниже шеи тут же срастается, чуть ли не прямо за мечом. Если перерезать глотку, то можно отключить на время, но ненадолго. Как только застынет кровь, наш приличный человек тут же встанет бодренький, как со сна. Можно отрубить голову – но тело примется искать ее.

– В самом деле? – равнодушно осведомился Дунтель, которого рассказ паяца, похоже, не заинтересовал ни на йоту.

– Помчится к голове, как почтовый голубь в гнездо. Я правду говорю. Такое уже однажды случилось. Горцы с Ваттерфаля, в горах Гхнор, подстерегли его. Наверное, они посчитали незваного гостя бандитом, пришедшим пограбить, и отрубили голову. Обычай у них такой – резать головы. Я не знаю, зачем они спрятали ту голову. А вот тело кинули в лесу зверям.

Паяц не любил долго разговаривать. Долгие речи его утомляли, и делалось скучно. Да и Дунтель откровенно скучал и рассматривал от скуки клиентов вокруг. Бомол засомневался. Может, хватит болтовни?

– А, упырь Гхнор, – обронил Дунтель.

– Ну да, бестия Гхнор, – подхватил оживившийся паяц. – Бестией его назвали барды, когда сочиняли про ту резню. Тело пришло забрать голову, а пока искало, вырезало все племя просто под корень. Лучше б горцы ее не прятали.

– А там ведь были женщины и дети.

– Ну конечно. Вот, подходим уже к морали. Нетса целый, конечно, человек приличный и даже учтивый. Целая куча скрупулов, фрустрации и комплексов. Нетса безголовый – это не Нетса, а выродок хуже меня, – сообщил Бомол и с энтузиазмом добавил: – И даже хуже тебя! В общем, полнейший урод. Я скажу тебе то, чего никто не знает, а я знаю, потому что птицы видели и пропели мне. Когда тело резало, голова плакала.

С тем Бомол глубоко, удовлетворенно вздохнул.

– Понимаешь, каким украшением коллекции была бы его голова? – воскликнул паяц, вдруг помрачнел и буркнул уже безо всякого энтузиазма: – Ни хрена ты не понимаешь. Ты ж не паяц.

На тряпичное плечо легла тяжелая рука.

– Клоун, хватит уже, – сказал Кестель Нетса.

– Ты его привел с собой? Зачем? – удивился Бомол.

– Чтобы он познакомился с тобой, – объяснил Дунтель. – Грех не познакомиться поближе с такой богатой личностью.

Кестель уселся рядом с ними и, не скрывая брезгливости, посмотрел на паяца.

– Ну, это ничего не меняет, – заверил Бомол и покачал препарированной головой, надетой на тряпичную. – А в особенности моих планов.

Он изрядно отпил из очередной кружки.

– Драная ты кукла, это же заклятие, которое я не выбирал, – буркнул Кестель. – Я бы сам хотел его снять, если бы смог.

– Ох, зря ты пытаешься казаться любезней, чем на самом деле. Но я тебя не осуждаю, – заверил паяц.

– Это заклятие, – повторил Кестель.

– У тебя заклятие, а я вот родился паяцем. Ты своей судьбы не выбирал, и я не выбирал. Но разве это освобождает нас от ответственности? Я тебя не осуждаю – просто рассказываю про твои подвиги. И не смотри на меня так, будто ты лучше меня. Ты не лучше.

Кестель стиснул зубы. Как же хотелось схватить паяца за глотку!

– Это заклятие.

Бомол указал на него пальцем, заговорщицки посмотрел на Дунтеля, отпил пива. Бомолу было весело.

– Ох, заклятие, надо же. Твой приятель вырезает целые поселки, но мы не в претензии, потому что заклятие. Мне он тоже нравится. С головой на плечах – чудо-парень. Слизняк, правда. Сомнения, скрупулы… ну, я уже говорил. Такой вот Кестель Нетса. С виду воин, а на самом деле романтик и дурак.

– Бомол, веди себя прилично, – укорил Дунтель.

Кестелю хотелось разодрать паяца в клочья, но Дунтель помотал головой.

– Где официант? – рявкнул Кестель. – Я тоже хочу напиться!

– Да пей, – разрешил паяц. – Почему нет?

Официант принес кружки, все выпили – даже Дунтель. Паяц присвистнул, оплевав себя притом.

– Знаешь, Кестель, ты мне тоже очень нравишься, как и нашему общему другу. И оттого я еще больше хочу заполучить тебя в свою коллекцию.

– Я знаю, что ты хочешь, – заметил Кестель.

– И не скрою: я тебя обязательно заполучу. То, что я с тобой пью, еще ничего не значит. Ты же сам напросился ко мне. Я удивился твоему приходу. Я-то тебя не приглашал. Потому не принимай всерьез наше застолье. Мы не друзья. Сегодня я с тобой пью, а завтра тебя убью. Не завтра, так послезавтра.

Похоже, Бомол совсем опьянел.

– Ты заметил? – хихикнув, спросил он.