просто шаман. Здесь жил ученый. Несколько пергаментных фолиантов лежало на дубовом столе у окна, рядом располагались обрывочные записи самого эриля. Что-то он писал чернилами на пергаментных свитках, что-то наносил на деревянные и латунные пластинки, используя специальный резец.

По всему дому стояли деревянные и глиняные сосуды, было даже несколько железных. Некоторые были соединены между собой трубками, явно сделанными на заказ у местного кузнеца. Аудун без труда узнал пару перегонных кубов, но другие приспособления пока оставались для него загадкой. Он взглянул на Лейва – тот смотрел с восхищением, но, по видимому, ничего не понимал.

– Это все очень интересно, да-да, – проговорил эриль, нехотя отрываясь от созерцания многочисленных приспособлений, собранных почившим Эспеном. – Но я позвал тебя не за этим. Тут есть подклет и в нем…

– Погоди минутку,– тихо прервал его Аудун. Он что-то заметил и хотел проверить свою невероятную догадку.

Он подошел к невысокому столику, приютившему в дальнем углу помещения. Это была самая темная часть дома, почти не освещаемая, но именно здесь Аудун заметил в стене отверстие. Сначала он подумал, что ему показалось, но подойдя ближе, воин удостоверился – в дубовом бревне действительно было проделано аккуратное отверстие с идеально ровными краями примерно с кулак величиной. В отверстии размещался кусок… он подошел еще ближе и присмотрелся. Да, это был необработанный кусок хрусталя, которому эриль придал округлую форму по величине проема.

По удачному стечению обстоятельств именно сейчас солнцу вновь удалось пробиться через облачный покров и это было очень кстати, потому что иначе Аудун мог бы и не понять назначение всей конструкции. Хрусталь играл роль призмы, раскладывая свет солнца на цветовой спектр.

– Радужный мост! – прошептал Лейв, проследивший за взглядом Аудуна. – Я не…

Он умолк на полуслове, потому что понял – чтобы он сейчас не сказал, все это будет откровенной глупостью.

Аудун взглянул на стол, освещенный цветными полосами из хрустальной призмы. На столе лежал длинный лист пергамента, а на нем в несколько рядов располагались брактеаты – железные, медные и серебряные. Ряды брактеатов разграничивались на пергаменте черными линиями и было очевидно, что каждый отдельный ряд эриль разместил по спектральным полосам. Но зачем?

Аудун опустил взгляд ниже и увидел, что под каждым рядом брактеатов на пергамент нанесены руны. Он внимательно посмотрел на них, потом аккуратно взял пергамент за уголки и сместил его так, чтобы брактеаты совпали со световыми полосами. За его спиной едва слышно вздохнул Лейв.

Воин прочел руны и тут же понял, зачем нужны брактеаты. У Эспена не было приспособлений для измерения температуры воздуха, поэтому интенсивность нагрева поверхности от той или иной части светового спектра он определял буквально на ощупь, а для чистоты ощущений использовал три вида металла – железо, медь и серебро, справедливо предположив, что какой-то из материалов нагревается быстрее другого. Коснувшись пальцем каждого брактеата в каждом ряду и сравнив ощущения, он мог относительно точно определить, полоса какого цвета дает больший нагрев.

Руны под синей полосой спектра гласили «нет изменений», под красной было написано «теплее», но руны были и под следующим рядом брактеатов, который располагался слева от красной, где зримый спектр заканчивался. Сначала Аудун подумал, что неверно сдвинул пергамент, но потом прочел эти руны и все встало на свои места. «Очень тепло».

Изначально ряд брактеатов вне линий спектра должен был играть роль контрольного ряда, по которому Эспен предполагал сравнивать ощущения от других рядов. Но потом он понял, что контрольный ряд нагревается сильнее остальных. По сути, он открыл невидимую часть светового спектра! И даже дал ей название, его Аудун увидел ниже отметки «очень тепло». «Неден рауд», что в переводе с нордманского означает «ниже красного».

Воин непроизвольно хохотнул, ведь Эспен открыл инфракрасное излучение. За почти тысячу лет до Гершеля. Вот это откровение! Вот это народ, который «умеет лишь грабить, убивать и сжигать христианские монастыри»!

Он отвернулся от стола с брактеатами и посмотрел на Лейва, который не отрывал взгляда от конуса солнечного света, разложенного призмой на спектр. Он стоял, широко открыв глаза, и Аудун подумал, что даже начни у него изо рта капать слюна, шаман вряд ли бы это заметил. Он был восхищен, хотя и не понимал, что перед ним. Аудун решил, что позже, быть может, пояснит ему открытие Эспена.

– Так зачем ты меня привел? – спросил он, выводя Лейва из восторженного оцепенения. – Не за этим ведь. Значение этого ты, бедняга, даже не осознаешь.

– Эм… ах, да! – эриль тряхнул головой, по-видимому, толи не услышав, толи не поняв последнее замечание Аудуна. –Сейчас, тут где-то есть факел.

Факел вспыхнул, едва шаман уронил на него пару искр, разлетевшихся от удара тыльной стороной скрамасакса о небольшой осколок кремния. Эриль указал Аудуну на неширокий лаз у дальней стены дома и тут же юркнул в него.Знаменосец пожал плечами и полез вслед за эрилем. Опасности он не чуял, но неожиданно к нему пришло ощущение, что Лейв нашел нечто значимое. Теперь уже лично для него, а не для мировой науки.

Хотя едва ли эта самая наука запомнит изыскания эриля Эспена, довольно непоэтично убитого копьем в грудь при штурме Скагеррака. Его имя уже мертво, а его труды… Лейв, конечно, попытается что-то сохранить и даже, быть может, продолжит исследования, но, скажем откровенно, кому здесь это нужно? Не то место, совсем не то время. Да и справедливо ли называть открытием то, что ты попросту вспомнил?

Глава 18. По ту сторону двери

Под домом Эспена обнаружилась еще одна комната, своими размерами не уступавшая помещению на первом этаже. Перекрытия были сделаны добротно – массивные лаги из дубового бруса подпирались дубовыми же столбами, установленными на вбитые в землю колоды. Стены на полгейра в высоту были выложены камнем, выше – струганными досками.

В центре комнаты размещался очаг, над ним – широкий зев деревянной вытяжки, уходившейся вверх и в сторону. Аудун прикинул, что второй такой конструкции не сыскать ни в землях нордманов, ни в стране свеев или данов. Эриль Эспен действительно был человеком незаурядной мысли, жаль, что погиб. С другой стороны, погиб бы в любом случае, ибо он был нордманом и дал клятву служить Логи, а потому не сдался бы живым, даже ради продолжения своих исследований.

– Вот, – Лейв указал в дальний угол комнаты и двинулся туда с ярко потрескивающим факелом в вытянутой руке. – Посмотри.

Не понять,