– Судьбина, значит, у особиста такая, – я попытался сказать это как можно более безразлично. – Увидел, что его при обстреле убило, ну… взял грех на душу, украл протоколы.

Наверное, артист я хреновый, потому что Вера внимательно посмотрела на меня, потом тряхнула рыжими волосами.

– Петя, это… ты его?

– Вера, зачем тебе это? – тихо спросил я.

Невеста ахнула.

– Тебя же расстреляют! За сотрудника органов знаешь какой спрос?!

– Кишка у них тонка. Считаешь, лучше бы тебя пустили по этапу? Да и кто теперь узнает?

– Как же ты это сумел сделать?

– Ткнул ножиком в сердце, а в рану осколок вложил.

– Дурак ты, Петя. Любой судмедэксперт поймет, что рана от ножа.

– Не поймет, – я ткнул пальцем в развалины, рядом с которыми Буряков спорил о чем-то со своим собеседником. – Не до Шепелева сейчас судмедэкспертам.

– В Киеве разберутся… – уже не так уверенно произнесла Вера.

– И в Киеве совсем скоро будет не до особиста. Не волнуйся, я все продумал.

Я был уверен в том, что про Шепелева знаем только мы вдвоем: он остался на месте гибели. Буряков пытался организовать транспорт, но его, как я понял, мягко отшили. Пообещали при отходе тело в первую очередь доставить. Только, глядя на то, что творится в Шепетовке, сомневаюсь я, что до покойного старлея будет кому-нибудь дело. Да и довезти до того места, где сделают вскрытие, не самое простое дело. А по июльской жаре через неделю там никто ничего понять не сможет.

Не так, конечно, надо было делать, чуть не спалился я в горячке. Зачем я с ним беседы стал вести? Тюкнул бы по голове, придавил бы без следов – и вся забота. А так, если бы хоть раздели обмывать, кто-нибудь мог бы к ране присмотреться. Хоть и разодрало там рану осколком, а вдруг не все? Я же не душегуб со стажем. Это теперь я задним умом силен.

Ай, ладно, что рассуждать, если прошло все так, как прошло? А на будущее надо, конечно, сначала думать, а потом делать.

Мы помолчали. Приехавшие пожарные быстро дотушили огонь, начали сворачивать шланг. В городе завыл ревун воздушной тревоги. Я посмотрел в небо. Там опять среди облаков ползли немецкие «стервятники».

– Ну что, не передумала замуж за убийцу выходить?

– За защитника, – тихо, но уверенно сказала Вера. – Не передумала.

Я повеселел, улыбнулся подходящему к нам Бурякову. Тот же был мрачен.

– Надо ехать в управление в Житомир. Тут нам не помогут. Все, кто нужен, уже эвакуировались.

* * *

Путь до Житомира, неполных полтораста километров, занял больше восьми часов. Дорога была забита людьми. Буряков то и дело сигналил, требуя пропустить мотоцикл. Впрочем, это помогало не очень сильно. С одной стороны – беженцы, навстречу им – военные транспорты. Где можно, мы проезжали по обочине, но и это получалось не везде. Иногда казалось, что мы едем медленнее пешеходов. Жаль, что с нами не было такого знатока местности, как Николай, может, километров мы бы отмотали побольше, зато куда надо попали бы гораздо быстрее.

Возле какого-то лесочка Буряков свернул с дороги и поехал к видневшейся неподалеку речушке.

– Надо отдохнуть немного, перекусить, – сказал Буряков, останавливая мотоцикл в тени деревьев.

Запасливый парень оказался наш сопровождающий, я даже и не заметил, как он в Шепетовке добыл еды на дорогу.

Я слез с заднего сиденья и помог Вере выбраться из коляски. Оказалось, припасы лежат у нее в ногах. Да и где им еще быть в таком транспорте? Когда доставал, наткнулся на гранатную сумку. Ого, противотанковые, РПГ-40, серьезная штука.

– Что это вы, еще и истребители танков? – спросил я, показывая Бурякову гранаты.

– Да нет, – замялся он. – Это Шепелев, он их за собой таскал, нравилось ему, чтобы побольше.

Первым делом я пошел к речушке (или широкому ручью – тут уж кому как нравится) и с удовольствием умылся. Пыль с дороги аж на зубах скрипела, а из носа ее комками можно было вытаскивать. Тут же рядом со мной пристроились и остальные участники мотопробега Шепетовка – Житомир, точно так же смывая пот и пыль со своих лиц и рук.

На обед нам досталось с полкило ливерной колбасы, краюха ржаного хлеба, три кривоватых огурца и вода во фляжке. Предположим, вода у меня тоже была, но вот с остальным возникли бы трудности. Так что немудреный перекус оказался как раз кстати.

После еды лейтенант предложил немного отдохнуть, а мы с Верой спорить не стали – возвращаться на дорогу не хотелось никому. Так что мы сели в тенечке и вытянули ноги.

– А вы откуда родом, товарищ лейтенант? – спросила Вера. – Не из Москвы? Разговариваете по-тамошнему.

– Акаю?

– И смягчаете. Ш вместо Ч в словах проскальзывает.

– Из нее самой, – не стал отказываться Буряков. – Хотя родился в Башкирии. Мы переехали в столицу, когда я маленький еще был, так что рос уже в Москве.

То-то я думаю, откуда в тебе гонору столько? А ты, лейтенант, наверняка сын больших родителей. Лет тебе на вид не очень много, около двадцати пяти. Значит, родился ты в году пятнадцатом, ну, плюс-минус. И в детстве в Москву родители переехали. Небось, партийные начальники. Или спецы.

– Это сразу после революции, значит? – решил уточнить я.

– Что? – растерянно переспросил Буряков.

– Родители перебрались в столицу когда?

– А, вы про это? Да, как только правительство из Ленинграда переехало, ну, тогда еще Петрограда, так отца и вызвали. Мы долго в «Метрополе» жили, потом родителям квартиру дали.

Так и есть, угадал я. А папаша, значит, пережил все чистки и посадки, которых там, наверху, совсем немало случилось. Хитрый оказался, живучий.

Буряков расслабился, видно было, что вспоминать про семью ему приятно. Куда и делась та въедливая противность, которая так и лезла из него на допросе. И ухмылочка его презрительной уже не казалась. Вроде бы хороший парень, свой в доску. Только нельзя ни на секунду забывать, что в случае чего этот симпатяга под расстрел подведет и сам же исполнит, не задумываясь. С таким откровенничать никак нельзя. Лучше помолчу, целее буду.

Похоже, и Вера придерживалась того же мнения. Рассказала пару смешных случаев из медицинской практики, а больше молчала. Да и лейтенант вскоре перестал излагать свою биографию. Видать, на минуту расслабился, как это со случайными попутчиками бывает, а после спохватился.

Так что вскорости мы снова вернулись на забитую в обе стороны дорогу и продолжили пробираться к Житомиру.

* * *

Городу, конечно, досталось. Нам надо было ехать мимо железнодорожного вокзала, от здания которого остались руины. Кое-как расчистили – и все, никто ничего даже не пытался восстанавливать. Да и рядом не лучше было. Сыпали бомбы от всей души, сволочи.