Так бывает, когда нетрезвого водителя останавливает полицейский и просит прочитать буквы алфавита в обратном порядке, а тот утверждает, что он и трезвый на такое не способен. То есть Джейд этой троице сейчас сказала вот что: даже если бы отец не сделал это со мной, когда мне было одиннадцать, я все равно стала бы девочкой-ужастиком…

Пытаться сейчас отыграть назад – точно будет чересчур.

– Тогда спросите у моей мамы! – Джейд выдергивает эту мысль буквально из воздуха, не прокалив предварительно на огне.

– У Кимми? – спрашивает Харди.

– Она сейчас на работе, – сообщает Джейд, указывая на магазин «Семейный доллар».

Все трое смотрят в ту сторону, и Джейд понимает: она может броситься наутек, даже с расшнурованными ботинками, и никто ее не догонит. Ненависть в ней так бурлит, что она, пожалуй, промчится по поверхности воды – Иезекииль не заберет ее к себе, не позволит загрязнять озеро.

Но мама – ее козырная карта.

– Стала бы она его выгораживать! – добавляет Джейд, чтобы вышло убедительнее.

Харди все еще смотрит в направлении магазина.

– Она права, – соглашается Холмс. – Мама бы все знала.

– Дом маленький, – напоминает Джейд. – Все слышно.

– Не нравится мне эта идея. – Харди подходит к остальным. – Она может его предупредить. Я про Кимми. Что, если она предупредит Открывашку?

– Открывашку? – переспрашивает Лета.

Никто ей не отвечает.

– Он индеец, но это не значит, что он может исчезнуть как дым, – возражает Джейд. – Если во что и превратится, то в пивную лужицу. Да и о чем его предупреждать? Просто ложные обвинения.

– Насколько я знаю, они не разговаривают, – добавляет мистер Холмс, обращаясь к Харди.

– Ты только признай – и можно запускать процесс, – уговаривает Лета, будто читая инструкцию.

– Знаю, ты хочешь помочь. – Джейд изучает гравий между ботинками. – Я тебе благодарна, честно. Я для тебя чужой человек, никто, городской выкидыш, чокнутая девчонка, ходячая самоубийца, индианка, которой и на свете-то быть не должно, а ты – совсем другое дело. Знаешь, ты все не так поняла, правда.

– Существуют же тесты, анализы. Есть специальные комплекты, в больнице можно…

– Проверить, девственница я или нет? – насмешничает Джейд. – Думаешь, в городе найдется хоть один человек, который сомневается в том, что уборщица, которая каждую неделю красит волосы в новый цвет, ни разу в жизни не раздвигала ножки?

Харди и Холмс не находят, что возразить.

– Я поспрашивала, – признается Лета, будто кладет на стол карту, которую хотела придержать. – Ты ни с кем не встречалась, у тебя не было пар…

– Может, парни не по моей части, – перебивает Джейд.

– Дело в другом, – частит Лета, пытаясь вернуться в отправную точку. – Естественно, ты стремишься его защитить, ведь… ты считаешь себя соучастницей, просто потому что это случилось. Однако участие – еще не соучастие, не по доброй воле, ведь ты просто не можешь сказать родителям «нет». Родители – хорошие, они всегда правы, они для нас как боги, и все, что делают – правильно. Ошибаться могут твои чувства. Но некоторые – не просто родители, лишь носят маску. Среди них попадаются монстры. Теперь, когда прошло столько лет…

– Родители? – переспрашивает Джейд. – Во множественном числе?

Все глаза смотрят на Лету.

– Всем нам кажется, что родители – идеал. – Лета моргает чуть быстрее обычного, и Джейд это замечает. – Они нас кормят, одевают, охраняют…

– Приводят новую маму, когда настоящая… – Джейд намеренно делает паузу, давая Лете возможность заполнить пробел: что же случилось с твоей настоящей мамой, последняя девушка?

Лицо Леты превращается в маску. Вроде бы почти ничего не меняется, но теперь это маска, под которой она прячется. И Джейд понимает – раскрыть правду Лета пока не может. Всему свое время и место, как сказано в обеих Библиях.

– «Семейный доллар», – напоминает Джейд, чтобы разрядить обстановку. – Смена до десяти, можете к ней наведаться.

Это, конечно, ложь, но ложь отменная, потому что Харди в жизни не задаст такого вопроса, если явится в мамин магазин официально.

– Поедем на моей… – объявляет он, хлопает машину по капоту и надевает шляпу, но Джейд уже прошла мимо, следом за ней Лета, а потом Джейд слышит, как хрустит гравий – Харди и мистер Холмс идут за ними, и вчетвером они похожи на классических ковбоев, как в «Перестрелке в О. К. Коррал»: глаза Джейд прищурены и готовы пускать стрелы, Харди крепче напяливает шляпу, волосы Леты развеваются при каждом шаге, галстук мистера Холмса неудачно пытается улететь через правое плечо, и сам он хмурится, но на губах играет усмешка – прекрасно понимает, насколько абсурдна их затея.

Джейд хорошо справляется с прогулкой, пока они не выходят на главную улицу, и теперь на них через зеркальные стекла витрин могут глазеть все. Как обычно, когда она оказывается в центре внимания, Джейд впадает в ступор, чувствует себя роботом, которому надо давать точные инструкции – бедрам, коленям, лодыжкам и ступням, даже рукам, которые больше не знают, как качаться. Интересно, как Майклу Майерсу в «Хэллоуине» удается идти своей плавной походочкой? Специальная съемка? Идет весь такой неумолимый, неудержимый, уверенный в себе, никогда не колеблется и выбирает верную линию поведения.

Почему он может так идти, а она нет? Объяснение простое: голова у него ничем не занята, у него есть четкая цель – следующая няня. В то время как голова Джейд забита всякой дрянью, о которой и думать противно, и теперь туда прибавились: искренняя жалость Леты, хоть и не по делу, неуверенная подозрительность Харди – вдруг Лета права? Мистер Холмс тут вообще против своей воли, типа, хоть на пенсии оставьте человека в покое. И последний удар под ребра: в ответе ли сама Джейд за все жизни, которые заберет слэшер, и сколько еще заберет, если она не подготовит Лету?

Тут у нее легкая нестыковка: вроде бы должна радоваться, что появятся порезанные глотки, отрубленные конечности, дымящиеся от съеденных деликатесов кишки. Пруфрок этого заслуживает!

Но этого не заслуживает Лета. Кто его знает. Может, у каждой последней девушки была своя девочка-ужастик, которая ей что-то нашептывала с другой стороны экрана? Может, это не отклонение от нормы, а как раз норма? Есть некий персонаж, о котором никто не знает, и в нужную секунду он врывается в самый эпицентр кошмара?

На том и порешили, кивает себе Джейд.

Вот и хорошо, что она остается за кулисами. Разве что пьеса, в которой она играет, – о роботах, тогда ее руки и ноги к этой роли уже готовы.

В общем, думать, как она выглядит со стороны, – только расстраиваться.

Обстановка вокруг них, вокруг всего Пруфрока накаляется. Будто надувают шар, и они шагают внутри его. Выпускной клапан вроде бы предусмотрен: входная дверь в «Семейный доллар».

Джейд взмахивает рукой, чтобы распахнуть дверь, чтобы мука скорее кончилась, но на плечо ей ложится мясистая лапа Харди. Он