— Тогда ты убедишься в том, что огонь сжигает дотла тех, кто неосмотрительно играет с ним.

С уходом Нильсон неприятности, к сожалению, не закончились. Спустя какое-то время снова прозвенел звонок. За дверью стоял мальчишка лет пятнадцати.

— Мне нужен Аксель Ульберг, — заявил он.

— Это я.

— Вам письмо. — Пацан протянул мне конверт, после чего его как ветром сдуло. Пацана, конечно, а не конверт.

Я запер дверь и распечатал письмо.

«Уничтожив моего бойца, ты думал, что одержал победу? Ты еще никогда так глубоко не заблуждался. Жду тебя ровно через две недели на старом складе в полночь. С деньгами. Миллион крон — ровно столько ты мне должен за защиту и за дозволение работать на моей территории. Не явишься — закопаю и тебя, и тех, кто тебе дорог.»

В конце письма стоял точный адрес склада.

Хм, еще один любитель пафосных угроз? Что ж, спасибо, господин Ролло, что дал мне две недели — их мне хватит, чтобы подготовиться к встрече с тобой.

* * *

Особняк Нильсонов

— То есть ты совершенно серьезно пытаешься уверить меня в том, что щенок Ульбергов на самом деле… не Ульберг? — спросил Викар Нильсон таким тихим голосом, что на лице Каи отчетливо проступил страх.

— Да, отец, знаю, звучит абсурдно…

— Ты принимаешь что-то?

— Что? О чем ты⁈

— Я о наркотиках, Кая.

— Ты с ума сошел, папа! — вскричала возмущенно девушка, вскочив с кресла.

— Тогда как ты объяснишь то безумие, что я только что слышал от тебя?

— Я говорю правду, папа! Аксель Ульберг мертв — я сама видела труп, я сожгла его! Тот, кто выдает себя за Акселя — самозванец!

— И когда же ты хотела рассказать мне это?

— Но ведь рассказала сейчас, — побледнев, пробормотала Кая. — Отец, прости, я… я хотела сама выведать у него правду…

Викар Нильсон поднялся с места и подошел к дочери. Та стала бела, как смерть. Отец в минуты гнева внушал девушке первобытный ужас. Нильсон приложил ладонь к лицу дочери.

— Папа, не надо… — прошептала она, даже не пытаясь отшатнуться.

Лицо Каи Нильсон за несколько мгновений наполовину покрылось тонкой ледяной коркой.

— Говори правду, маленькая дрянь! — прошипел Нильсон.

— Это правда, папа… — едва слышно прошептала девушка губами, частично скованными льдом.

Викар ее отпустил. Кая провела ладонями по лицу — лед растаял и стек по ее щекам ручейками слез.

— Ты сожгла тело наследника рода Ульбергов! — взревел Нильсон, резко оборачиваясь к дочери. В глазах его полыхал огонь страшной, едва сдерживаемой ярости. — Ты лишила нас единственной возможности быстро и легко прибрать этот ничтожный дом к рукам! Пустоголовая дура!

— Прости, отец, я не думала… — Кая, дрожа от ужаса, беззвучно плакала.

— Тебе вообще не следует думать, овца безмозглая! Ты посмела столько времени скрывать от меня правду! Ты опозорила нас перед этим щенком! Мы предложили ему баснословные деньги, от которых он отказался, как от какой-то жалкой подачки, а он, оказывается, даже не из Ульбергов!

— Почему самозванца нельзя просто убить сразу? К чему все эти хитросплетения? Он все равно не скажет состав!

— Если этот ублюдок устоял перед твоими сиськами — это не значит, что он железный. Даже самых несгибаемых можно согнуть, дура! Я заставлю его страдать, я лишу его всего, прежде чем окончательно уничтожить! Пшла вон отсюда!

Кая, не заставляя просить себя дважды, выбежала из кабинета отца.

Викар Нильсон вытащил из шкафа бутылку виски и плеснул себе в стакан. Залпом выпив один из своих лучших напитков из домашней коллекции, он швырнул стакан об стену. В темных глазах главы могущественного рода плясала тень смерти.

Глава 17

Второй ночью заработок в клубе составил чуть больше, чем вчера — двести сорок тысяч крон.

Вернувшись утром домой, я отыскал в кабинете Филипа нужный номер и позвонил человеку, через которого можно было нанять телохранителей. К моему счастью, мне удалось договориться.

Три бойца явились в мой особняк по моей просьбе вечером. Это были те же мужики, которых нанимал Филип — Ганс, Ранд и Кент.

Ганс обладал способностью напитывать кулаки силой, превосходящей человеческую раза в три, только длилось это не более пяти минут, после чего требовалось несколько часов на восстановление.

Ранд умел передвигаться с высокой скоростью, но снова — очень ограниченное количество времени.

Кент обладал сверх-выносливостью, благодаря которой мог продержаться в бою намного дольше среднестатистического бойца.

Двоим я велел охранять особняк посменно. Ганса забрал с собой в магазин. Объяснил бойцу, в чем состоит его обязанность: стоять внутри у входа и выполнять пропускную функцию. Ну и улаживать конфликты при их возникновении.

Третья ночь прошла так же спокойно, как и предыдущая. Хельми жонглировал стаканами и бутылками, девочки на сцене удовлетворяли сладострастные взгляды некоторой части посетителей, Ганс успешно выполнял часть моей прежней работы, я сам сидел за прилавком и общался с гостями при их прибытии и отбытии. Они продолжали нахваливать босстромское вино и мои добавки. Еще немного — и я разверну свой бизнес с небывалым размахом.

Утром, когда я отпустил персонал домой, закончил подсчитывать прибыль (около двухсот тысяч крон), запер магазин и уже садился в такси, чтобы по-быстрому смотаться домой и переодеться, мой смартфон ожил.

— Алло, Карл, неожиданно услышать вас в такую рань… — с улыбкой начал я.

— Аксель, приезжайте срочно ко мне домой, — странным голосом сказал Босстром, после чего раздались гудки.

Я сел в машину и назвал адрес друга. Сердце сжалось в дурном предчувствии.

Дверь босстромского дома была не заперта. Я влетел внутрь. Везде был погром. Направился в кабинет друга, отворил дверь…

— О, нет… — прошептал я, глядя на Анни, которая, задыхаясь от слез, склонилась над телом своего отца.

Я подбежал к трупу. Лицо Карла было обожжено до безобразия, а к груди его пиджака приколота записка: «Огонь сжигает дотла тех, кто неосмотрительно играет с ним».

* * *

Вой Анни до сих пор стоял у меня в ушах.

Она еще до моего прихода вызвала Скорую, хотя было очевидно, что Карл мертв. Но Анни понять можно: несчастная убита горем, она осиротела, на ее глазах очень жестоко и беспощадно убили отца.

Кая Нильсон не просто показывала понты, когда угрожала мне. Она говорила всерьез. А я слишком беспечно воспринял