монис андо».

Прозвучал в моей голове телепатический голос. Проклятье. Гелла, переведи скорее, пока эта штука не грохнула нас из-за нарушения каких-нибудь древних правил поведения на пляже. Но перевод не понадобился. Через мгновение голос заговорил со мной уже на местном наречии. Правда многие слова звучали иначе, но можно было их понять.

«Я долго ждал здесь, ученик», — сообщил мне неизвестный. — «Но почему ты говоришь только на языке простолюдинов?»

— Так получилось, — вслух ответил я.

«Кто твой наставник? Кто посвятил тебя в тайны знания?»

— Касаар, — ответил я, пытаясь вспомнить фамилию мага.

— Ла-Никрод, — шепнула Гелла.

— Касаар Ла-Никрод, — повторил я.

На несколько секунд воцарилось молчание. Хастл и Ульма, ещё недавно вершители чужих судеб, затихли. Ведьма даже не пыталась использовать свой голос. Понимала, что сейчас это бесполезно. Более того, в ее глазах я заметил тень страха.

«Касаар Ла-Никрод», — произнес телепатический голос, — «Он есть в моей базе знаний. Где ныне этот великий чародей? Можешь ли ты связаться с ним, ученик?»

Я решил не врать и ответить прямо:

— К сожалению не могу. Касаар Ла-Никрод мертв.

«Мертв? Какая потеря. Тебе необходимо как можно скорее найти нового покровителя. Но прежде ответь на мои вопросы. Вот уже тысячу двести пятьдесят шесть лет, восемь месяцев и двадцать один день я выполняю возложенные на меня обязательства. Однако с каждым годом это становится все сложнее. Внутренние системы крепости Ла-Рионон требуют немедленного капитального обновления. Никакие мои сигналы о помощи не нашли ответа. Поэтому скажи мне, ученик, кто из великих магов ныне правит на престоле Назерата, кто входит в Совет Амунда, кто страж Аримиона?»

— Не знаю, но… Полагаю, что никто.

«Никто⁉» — вопрошал меня дух.

Я услвшал в его странном голосе подобие эмоций. Не обычных человеческих, но все же очень даже ярких.

«Но где же великие маги? Почему не займут они свои оставленные твердыни?»

— Потому что… — проговорил я, ощущая что мне тяжело даются эти слова. — Потому что их больше нет. Мертвы. Все сгинули.

«Все сгинули…» — тихим, почти шипящим голосом повторил за мной дух.

Я боялся, что его коротнет и он набросится на нас или устроит шторм. Но вместо этого дух просто… начал исчезать. Визуальный образ таял, холодный ветр успокоился, волны вернулись в норму.

Мы стояли на берегу ошарашенные. Лишь Скейл и Гелла были спокойны. Робоскелет произнес:

— Идемте. Он больше нам не помешает.

И это оказалось правдой. Все оставшее путешествие мимо Стылого Моря холодный ветер не бушевал и дождь не лил. Но время от времени я ощущал ноющую боль в голове. Среди шума волн мне слышался голос древнего духа, навсегда прикованного к трем башням. Он раз за разом повторял одну лишь фразу:

«Все сгинули. Все сгинули…»

Глава 17

— Кто это вообще был? — полушепотом спросил я у Геллы, когда мы отошли подальше от Трех Игл.

— Не представляю, — призналась суккуба. — Что-то наподобие хранителя региона или крепости. Я мало слышала о них.

Была мысль вернуться к башням и попросить духа о помощи, но я быстро отогнал ее. Сомневаюсь, что этому джину, привязанному к Трем Иглам, есть дело до чего-то кроме своей миссии. Мимо него сотни лет туда-сюда ходят люди. Никому он не помог, а некоторых вероятно убил. Специально ли? Кто знает.

С огромной радостью я заметил возвращение растительности. Унылый безжизненный пейзаж сменился лесом, который разительно отличался от кривого стандарта этого полудохлого мирка. Деревья здесь стояли прямее, были выше, но казались даже более ненормальными чем растительность вокруг Форта. Их бугристая кора по цвету напоминала пепел от сожженной бумаги. Ветви слишком торчали наверх. Будто-бы каждое из этих деревьев отчаянно пыталось сдаться. Крупные желто-зеленые листья уродливо топорщились на задранных ветвях. Усилился ветер, но теперь он был сухим и жарким. Его порывы безжалостно трепали листья, иногда срывая их нам под ноги. Стало меньше кустарников. Лес теперь проглядывался на десятки метров насквозь. Мы шли по тонкой, но вполне различимой тропе, отправив Скейла и Пузо в лес. Тут они уже могли скрываться от чужих глаз в чаще.

Примерно через час после ухода Хромого в лес нам попался фрагмент руин. Когда-то это было здание, от которого осталась лишь одна стена. Тропинка проходила сквозь дверь в ней как через триумфальную арку. Все темные камни руин были покрыты белыми рисунками. Самый крупный из них прямо над проходом. Ромбовидный глаз, а под ним три слезы равносторонним треугольником. Символ плакальщиков. Остальные рисунки тоже явно принадлежали их «перу». Там были женские силуэты, наверное, обозначавшие богиню милосердия. Люди, склонившиеся перед ней. А ещё черепа, могилы и женщины рыдающие над ними.

— Я же говорил, они похожи на племя, — произнес Рок. — Тотемы, значки, молитвы, вот!

Он зашёл за край стены и со звоном пнул что-то. Там оказался небольшой алтарь с металлической посудой, заполненной глиняными фигурками фруктов, рыбы и частей животных.

— Жертвоприношения? — удивился Хастл. — Нам точно нужна помощь этих дикарей?

— Дикари или нет, но дело свое они знают, — возразил Арайт.

Мы прошли сквозь арку, ступив на территорию плакальщиков. Примерно через два часа от границы находилась первая деревня, скорее напоминавшая аванпост. Всего десятка полтора домов, но зато имелась стена из камней и металла, усиленная почти семиметровой дозорной башней. На ней сверху был намалеван белой краской все тот же символ плакальщиков.

По дороге в деревню нам пришлось потерять Геллу. Ей к поселениям лучше не подходить. Спалится на проверке мазью. Без суккубы я теперь ощущал себя уязвимым и одиноким. Черт! Привязался все-таки.

Перед нами распахнулись выкрашенные в серый ворота. За ними ждали трое охранников, и у всех на левой стороне шеи был набит символ плакальщиков. Правда не белой, а черной краской. Вооружены копьями и глефой. Все трое поведением не были похожи на обычных райдхор. Воины этого мира часто вели себя вызывающе, чтобы подчеркнуть свой особый статус. К незнакомцам же здесь было приятно относиться настороженно. Даже в какой-то мере агрессивно. Мол кто такие, понюхайте-ка мазь. А тут нас встретили спокойно, доброжелательно и даже… смиренно?

— Пусть милосердие богини