На исходе лета Баффетты строили планы по возвращению в Омаху. Крайняя осмотрительность Уоррена в том, чтобы никого не разочаровать, резко контрастировала с его рискованным решением строить самостоятельную карьеру в инвестициях вне Нью-Йорка. Рынок держался на связях, состоял из людей, которые обедали вместе на бирже и играли каждую неделю в покер. Его двигали советы, слухи, сплетни, передаваемые через личные знакомства, завязанные на обедах с инвесторами, при случайных встречах в гардеробах университетских клубов. Хотя в каждом окружном центре были свои маленькие брокерские фирмы, такие как Buffett-Falk, важными игроками они не считались. В глубинке работали биржевые брокеры – специалисты по выписке рецептов на акции, – а лечение назначали манхэттенские денежные доктора. Бросить все это, решив, что можно, разбогатеть по-настоящему где-то вдалеке от Уолл-стрит и Бродвея, было поистине смелым и авантюрным ходом.

В 1950-х годах это считалось необычайным поступком – выпускнику колледжа стать самозанятым, работая в одиночку, из дома. Обычно бизнесмены поступали на работу в крупную организацию – чем крупнее, тем лучше, – а затем соревновались за самую высокооплачиваемую должность, неуклонно поднимаясь по лестнице успеха, стараясь по дороге не слишком вспотеть и не сломать клюшку для гольфа.

Пусть Сьюзи и не знала о явной рискованности курса, который наметил ее муж, его необычайные качества были ей хорошо известны. Она прилетела в Омаху с Малышкой Сьюзи и Хоуи и поселилась с ними в доме на Андервуд-авеню, который Уоррен снял у Чака Петерсона. Даже само это решение было нестандартным. Большинство молодых американцев в середине 1950-х годов стремились иметь собственный дом. Безысходность Великой депрессии и мрачное военное время, когда приходилось довольствоваться тем, что есть, постепенно стирались из памяти. Американцы забивали дома новыми техническими приспособлениями и устройствами, которые внезапно стали доступны: стиральные машины с сушкой, морозильные камеры, посудомоечные машины, электрические миксеры. У Баффеттов было достаточно денег, чтобы купить это все. Но у Уоррена были другие планы на свой капитал, поэтому жилье они арендовали.

Пока Сьюзи обустраивалась в Омахе, Уоррен завершил дела в Нью-Йорке. Он разослал уведомления в компании, акциями которых владел, чтобы они присылали дивидендные чеки ему в Омаху. Затем он сел в машину и отправился обратно в Небраску, заезжая по дороге в офисы компаний.

Уоррен приехал в Омаху ближе к концу лета и обнаружил, что он нужен дома. Малышка Суз, тихая и робкая, молча смотрела, как неистощимые потребности ее брата поглощают всю энергию матери[218]. Но по вечерам ей нужен был отец, потому что она стала бояться засыпать. Когда они переехали в дом на Андервуд-авеню, с ней говорил человек из фирмы-перевозчика, на котором были очки. Теперь она была убеждена, что «человек в очках» затаился прямо возле ее спальни, рядом с кованым балконом, который выходил на гостиную. Уоррену приходилось каждый вечер осматривать балкон и уверять ее, что ложиться спать безопасно.

Разобравшись с «человеком в очках», он спускался на крошечную веранду рядом с их со Сьюзи спальней и приступал к делу: либо занимался делами партнерства, либо готовился к занятиям. Первым, что он сделал по возвращении в Омаху, помимо создания партнерства, было ведение двух курсов во время осеннего семестра в местном Университете: «Инвестиционный анализ только для мужчин» и «Разумное инвестирование». Вскоре он добавил третий курс – «Инвестирование для женщин». Испуганный мальчик, который совсем недавно не мог завязать разговор в классе Дейла Карнеги, испарился. Вместо него появился молодой человек, все еще неуклюжий, но способный произвести незабываемое впечатление. Он без устали перемещался по аудитории, увещевая студентов и безостановочно вываливая на них факты и цифры. Одетый, как обычно, в дешевый костюм, который был на пару размеров больше, чем нужно, он больше походил на молодого сектанта-проповедника, чем на преподавателя колледжа.

Несмотря на свои незаурядные качества, Уоррен был еще очень незрелым. В домашнем хозяйстве он был беспомощен, и для Сьюзи стал третьим ребенком, о котором нужно заботиться. Кроме того, вся их социальная жизнь была обусловлена характером и интересами Уоррена. В Омахе Баффетты жили гораздо тише, чем большинство молодых супружеских пар их класса. Большая часть их светской жизни проходила за ужинами с другими супружескими парами или на редких званых обедах, где Уоррен мог поговорить об акциях. Каждый раз все повторялось: Уоррен развлекал публику рассказом об акциях или игрой на укулеле. Благодаря попечению Сьюзи ему теперь легче, чем раньше, давались реплики на другие темы, но его ум по-прежнему был сосредоточен на деньгах.

Досуг Уоррена оставался всегда одним и тем же. Чаще всего это были соревновательные игры. Со Сьюзи играть в бридж было невыносимо, потому что она всегда уступала соперникам, так что он начал искать других партнеров[219]. Но он никогда не валялся у бассейна, не любовался звездами и не гулял по лесу. Если бы Уоррен посмотрел на Большую Медведицу, он увидел бы знак доллара.

Уоррен не вступал в клубы и не заседал в комитетах. Этому препятствовала его нонконформистская жилка. Будучи верным семье, он все же сказал «да» дяде Фреду, когда тот пришел в дом и попросил его вступить в клуб «Ротари». Но когда его пригласили вступить в более значимый клуб «Рыцари Ак-Сар-Бена», который занимался филантропией, бизнесом, взаимным продвижением и общественной деятельностью, он ответил отказом. Начинающий финансовый управляющий, которому нужно было привлекать средства в бизнес, задирал нос перед людьми, которые управляли Омахой. Это была наглая выходка, проявление самоуверенности, и даже высокомерия, которые отгораживали его от людей его круга.

Но Уоррен презирал кулуарные клубные курилки и конформизм ак-сар-бенской толпы. Именно эти люди смотрели свысока на его отца как на «сына бакалейщика». Уоррен наслаждался возможностью отшвырнуть Ак-Сар-Бен и часто язвил по этому поводу. У Сьюзи был свой запас нонконформизма. Еще со школьной скамьи она гордилась своей открытостью, и это во время, когда люди выбирали себе друзей, которые в религиозном, культурном, этническом и экономическом отношениях были такими же, как они сами. Многие из ее друзей, а к тому времени и многие из друзей Уоррена, были евреями. В Омахе, где процветала сегрегация, решение перейти эти социальные границы было смелым и даже вызывающим поступком. Но социальный статус Сьюзи был значим для нее как способ включить своих друзей в высшее общество. Уоррен, противник элитарности, находил эту черту Сьюзи весьма привлекательной. Друзья-евреи, которых он завел в Колумбийском университете и во время работы в Graham-Newman, открыли ему глаза на антисемитизм.

Самый краткий путь к цели Уоррена был связан с привлечением большего количества денег под свое