Шрифт:
Закладка:
«Все это время Эдди не обращал на меня никакого внимания. Дороти Дэвис слушала очень внимательно, задавая хорошие вопросы. Эдди сидел в углу и ничего не делал. Он показался мне очень старым, но ему еще не было семидесяти. Когда мы закончили, Дороти повернулась к Эдди и спросила: “Что ты думаешь?”. Эдди ответил: “Давай дадим ему 100 тысяч долларов”. Я поинтересовался: “Доктор Дэвис, я рад получить эти деньги. Но вы не очень-то обращали на меня внимание, пока я говорил. Как получилось, что вы приняли такое решение?” Он сказал: “Вы напоминаете мне Чарли Мангера”».
Одной из причин, по которой Дэвисы были готовы инвестировать с Уорреном, заключалась в том, что, он «знал об Артуре Визенбергере больше, чем они сами»[233]. Им также понравилось, как он четко и ясно изложил свои условия, так что им сразу стало понятно, на чьей он стороне. Если он выигрывал или проигрывал, то вместе с ними. Как выразилась Дороти Дэвис: «Он умный, яркий, и я могу сказать, что он честный. Мне все нравится в этом молодом человеке».
5 августа 1957 года Уоррен вложил 100 тысяч долларов Дэвисов и их троих детей в партнерство Dacee[234]. С этим партнерством бизнес Баффетта взлетел еще на одну ступеньку вверх. Теперь он мог держать более крупные позиции в акциях.
С появлением новых партнеров увеличился приток денег, но также возросло количество сертификатов акций и прибавилось бумажной работы по управлению пятью партнерствами плюс Buffett & Buffett. Уоррену пришлось напрячься, но его это не тяготило. Тем не менее, ему, как всегда, не хватало денег. Рыночная стоимость компаний, которые он изучал, часто составляла от одного до десяти миллионов долларов. Чтобы получить значительную долю в их капитале, ему требовалось до 100 тысяч долларов. Так что ключевым моментом оставалось привлечение еще большего количества денег.
В то время Уоррен, вероятно, лучше кого бы то ни было на Уолл-стрит понимал, насколько огромен потенциал управления деньгами для получения еще больших сумм. Каждый доллар, вложенный в партнерство, приносил ему долю чистой прибыли, которую он зарабатывал для своих партнеров[235]. Каждый из этих долларов, если его реинвестировать, приносил собственную прибыль[236]. Чем большей доходности он добивался, тем больше зарабатывал, и тем больше росла его доля в партнерстве.
Талант к инвестированию позволял Баффетту использовать потенциал управления деньгами на полную катушку. Кроме того, несмотря на очевидную неуклюжесть, он был бесспорно успешен в саморекламе. Одно за другим он создал еще два партнерства: Underwood, получив 85 тысяч долларов от Элизабет Петерсон, и Mo-Buff с 70 тысячами долларов от Дэна Монена и его жены Мэри Эллен из денег, которые Монен заработал на акциях National American. Несмотря на то что Уоррен был еще почти невидимкой в мире инвестиций, снежный ком начинал катиться, увеличиваясь в размере.
Набрав обороты, Баффетт понял, что пришло время покинуть дом, где едва хватало места для семьи с двумя маленькими детьми, причем трехлетка становился все более энергичным, а на подходе был третий ребенок. Так Баффетты купили свой первый дом.
Через неделю после переезда на Фарнам-стрит, всего за день до появления партнерства Mo-Buff родился второй сын Баффеттов. Мальчика назвали Питером. С самого начала он был тихим, спокойным ребенком. Но вскоре после его рождения Сьюзи слегла с почечной инфекцией[237]. Ее не так сильно беспокоила болезнь, как стремление оградить от этой проблемы Уоррена.
Но на самом деле все ее внимание было обращено на долгожданный собственный дом. Даже болезнь и уход за новорожденным и двумя маленькими детьми не смогли преодолеть ее стремления украсить жилище. Оправившись, она обставила дом в жизнерадостном современном стиле, купив хромированную и кожаную мебель и развесив на белых стенах огромные, яркие картины. Счет за обстановку на сумму в 15 тысяч долларов составил почти половину стоимости самого дома, что «чуть не убило Уоррена», по словам его приятеля по игре в гольф Боба Биллига[238]. Он был равнодушен к визуальной эстетике и видел только этот возмутительный счет.
«Друзья и родственники считали Сьюзи уступчивой, веселой и при этом заботливой матерью. Теперь, когда Баффетты жили ближе к обоим родительским домам, дети проводили больше времени с бабушками и дедушками. У Томпсонов, в полутора кварталах от родительского дома, атмосфера была расслабленной и приятной. Они не переживали, если Хоуи разбивал окно или дети устраивали беспорядок. Дороти Томпсон все понимала: играла в игры, устраивала охоту за пасхальными яйцами и готовила многослойное мороженое. Дока Томпсона дети любили, невзирая на его чрезмерную уверенность в собственной значимости и замашки проповедника. Однажды он усадил Хоуи к себе на колено. «Не пей алкоголь», – повторял он снова и снова. – Это убьет клетки твоего мозга, а у тебя их и так очень мало»[239].
Когда Хоуи и Сьюзи-младшая ходили к Баффеттам, Лейла тащила их в церковь. По сравнению с Томпсонами Лейла и Говард казались чопорными, застегнутыми на все пуговицы. Говард по-прежнему был пережитком викторианской эпохи.
В своем новом большом доме Уоррен и Сьюзи начали принимать гостей. Но на семейных собраниях, где присутствовала мать Уоррена, он, как только ему удавалось, поднимался наверх, чтобы поработать.
Новый маленький кабинет Баффетта, расположенный справа от хозяйской спальни, Сьюзи оклеила обоями с узором в виде банкнот. В приятном окружении денег он стал скупать дешевые акции с той же скоростью, с какой его пальцы перелистывали справочники Moody's. Это были компании, продающие товары, которые можно было легко оценить: Davenport Hosiery, Meadow River Coal & Land, Westpan Hydrocarbon и Maracaibo Oil Exploration. Деньги он пускал в дело, как только они у него появлялись – на благо партнерств, самого себя и Сьюзи.
Часто для воплощения идей ему требовалась секретность, и он пользовался услугами умных, готовых к сотрудничеству людей, таких как Дэн Монен, которые могли действовать вместо него. Другим таким доверенным лицом Уоррена был Дэниел Ковин, который работал в небольшой брокерской фирме Hettleman & Co в Нью-Йорке.
Ковин был на девять лет старше Уоррена, но между ними было много общего. Еще подростком Ковин содержал семью, а деньги, полученные в подарок на тринадцатилетие, он вложил