Шрифт:
Закладка:
Она улыбается мне.
– Думаешь, я умру?
– Что?
– Как думаешь, Лена, я умру?
– Не умрешь, если сожмешь ягодицы, – влезает ее парень.
Но она спросила меня и теперь ждет моего ответа, а я не уверена, что нужно сказать. Черная железнодорожная шпала разделяет нас, как прилавок, из нее течет липкая смола, словно шпала кровоточит. Кэмбри немного отклоняется, хватается за края конструкции кончиками пальцев рук и согнутыми пальцами ног. Даже у меня в памяти она – это живая, дышащая тайна.
На черном дереве между нами мелом нарисовано несколько различных версий динозавра Боба, рядом валяются сплющенные пивные банки.
Она сильнее наклоняется. Подальше от меня, ближе к пропасти.
Ее вопрос так и висит в воздухе: «Как думаешь, Лена, я умру?»
Я решаю, что не могу ей ответить, не стану. «Я не знаю, – хочется мне сказать. – Это тебе одной приспичило прыгать с моста в полную комаров реку». Мы страдаем от похмелья, хотим пить. Никто больше не надумывает исполнить смертельный трюк и нырнуть в воду. В любом случае ни у кого нет с собой запасной одежды. Не думаю, что есть у нее.
Но Кэмбри на мосту, и ей нужно с него спрыгнуть, хочет попробовать во время прыжка ухватиться за деревянную балку, которая выходит из каркаса на несколько дюймов в десяти футах под нами, в двадцати над водой. Словно гимнастка на трапеции. Или же ей просто интересно, удастся ли ей этот трюк. Помню, я тогда подумала: «Я ее ненавижу. Я ненавижу ее импульсивные желания. Ее безбашенное любопытство».
– Как ты думаешь, Лена, я умру?
Нет. Я не стану ей отвечать.
Она отводит плечи назад, теперь свисает с деревянной конструкции на одной руке, я вижу ее обгрызенные ногти. Вторую руку она отпускает, и та свободно болтается. Она задает мне другой вопрос, не менее идиотский:
– Как ты думаешь, есть жизнь после смерти?
– Типа рая и ада?
– Что угодно.
– Типа призраков?
– Что угодно.
Прежде чем ответить, я думаю.
– Да.
Кэмбри в задумчивости кивает, свисая над голубой водой. Словно что-то там внизу зовет ее. Она снова смотрит на меня, откидывает волосы с лица, у нее на губах появляется печальная улыбка.
– А я нет.
Это меня удивляет. Я видела, как моя сестра хмурится и плачет, но я никогда не видела такого выражения лица.
Потом она соскальзывает с края моста, отпуская руку, та разрезает воздух. Тело Кэмбри и звук голоса, ее тайны исчезают в одно мгновение, я выглядываю и слежу за ней в проемах между пересекающимися балками, она летит…
– Напряги ягодицы…
По ощущениям она парит в воздухе целую секунду, но я знаю, что это невозможно при расстоянии тридцать футов. Я вижу, как в воздухе она тянется к выступающей балке, но ухватиться за нее вытянутыми пальцами не получается.
На самом деле я не одобряла эту выходку.
Она летит вниз, ее рука болезненно отскочила от дерева, я отчетливо слышу этот звук, почти щелчок, чем-то напоминающий движение маятника высоких напольных старинных часов.
Потом она исчезла, врезалась в поверхность воды с громким шлепком, в воздух взмыл гейзер зелено-белых капель и ударил по нижней части моста. Потом капли упали назад на поверхность воды. Я замечаю разбегающиеся по воде круги в проемах между деревянными костями строения, и этого достаточно, чтобы знать: она вошла в реку ступнями вперед, как и советовал Отвратительный Парень № 11, хотя я никогда не стану спрашивать, напрягала или не напрягала она ягодицы.
Мы ждем, когда ее голова появится над поверхностью воды. На самом деле я чувствую себя одинокой. Ее друзьям нечего мне сказать. Мне нечего сказать им. Я менее веселая копия Кэмбри, и мы оказались тут вместе только потому, что билеты на шоу покупались через «Групон». Я просто провожу пальцем по нарисованному мелом динозавру Бобу, рисунку Кэмбри, и случайно смазываю его глаза большим пальцем.
Кто-то роняет банку пива. Она со звоном ударяется о балку, за которую хотела ухватиться Кэмбри, и со всплеском падает в воду.
Круги, разбегавшиеся по воде там, где нырнула Кэмбри, унесло течением.
Ее парень проползает мимо меня, щурится, задевает ногой еще одну банку пива. Теперь все столпились поближе к краю. Он первым произносит это вслух, хотя все уже думают об одном и том же.
– Она…
Я чуть отхожу. Я смотрю на воду и жду хоть какое-то движение – в груди нарастает страх. Жду появление ее темных волос. Руки, ноги, любого признака жизни…
– Она исчезла.
________________
«Пусть она исчезнет».
Говорилось в написанной от руки записке.
Писали тонкой синей ручкой витиеватым почерком на бумаге в широкую линейку. Ее прикрепили к встроенной в приборную панель грузовика великолепной радиостанции. Ее явно готовили на заказ, и обошлось это в кругленькую сумму. Приемник ловил девяносто шесть каналов, шесть из них на частотах служб быстрого реагирования, причем две частоты могли использовать только органы правопорядка.
Вторая записка, прикрепленная выше, гласила:
«Лена Нгуен. Мост Хэйрпин. Без оружия».
Над радиостанцией, на приборной доске, в лучах яркого солнечного света лежала самка краснохвостого колумбийского удава. Она свернулась в клубок размером с футбольный мяч, но если вытянется в полную длину, то получится одиннадцать футов. Цвет чешуек отливал серебром и варьировался от бледного землистого до цвета высохшей крови. Веки на глазах отсутствовали, глаза не мигали.
На приборной доске виднелись засохшие полосы коричневой и белой, как мел, жидкости, стекавшей сверху вниз. Испражнения змеи не вытерли салфетками из ресторанов быстрого питания. Весь пол был усыпан скомканными обертками от бургеров, упаковками от картофеля-фри, возвышались стопки «Плейбоя» и «Хастлера».
В самом центре, в держателе для чашек, стояла бутылка «Голден Рул» – «Сладкий чай с настоящим сахаром, никаких искусственных добавок!» Она была выпита наполовину, стеклянное горлышко блестело в солнечном свете. На ободке остался жирный отпечаток губ.
В нескольких дюймах от бутылки на водительском сиденье стояла коробка на двадцать патронов для «Винчестера», калибра.30–30 – «Доказанная убойная сила для дичи среднего размера». Коробки были раскрыты, виднелись золотистые капсюли в пластиковых гнездах. Не хватало семи штук.
Недалеко от коробки в затененном пространстве скорчился один-единственный человек. Мужчина, обитавший в этом гнезде с шуршащими порнографическими журналами и змеиным дерьмом, стоял на коленях на полу у педалей грузовика, правый локоть лежал на руле для более устойчивого положения при стрельбе. В руках он держал винтовку «Винчестер» с рычажным взводом, которую еще
