Обед был в самом разгаре. Увеселения не прекращались ни на минуту. На лужайку вышли два толстяка в довольно добротных камзолах и бархатных шапочках с перьями. В руках они держали лютни. Свита короля Хенрика бешено зааплодировала, некоторые закричали: «Соломки, это же знаменитые менестрели!»

Зазевавшийся распорядитель бала выскочил вперёд и выкрикнул:

– Рад представить на суд публики знаменитых братьев – Томаша Соломку и Збышека Соломку, —

– Видно, ты забыл сочинить подходящий стишок? – захохотал король, и свита подхватила шутку.

Распорядитель не растерялся и ответил:

– Будет здесь баллад немало, я неважный подпевала!

Томаш и Збышек поклонились и стали друг напротив друга.

– Мы исполним шуточную песенку о женатом рыцаре.

Я, конечно, никогда не слышала этой песенки, но зрители так шумно зааплодировали, точно знали её наизусть. Не сомневаюсь, что некоторые вельможи были не прочь подпеть братьям с лютней.

Прозвучали первые аккорды, и один из братьев затянул, а второй стал повторять последние две строки каждого куплета.

« Я рыцарь на коне. А конь мой – иноходец.

Куда везёт меня, порой не знаю сам.

Смеётся иногда подвластный мне народец,

Но пешкам мы с конём, увы, не по зубам.

 Как только солнца луч касается долины

И над ромашкой шмель начнёт свой контрданс,

Наброшу старый плащ, под мышку – мандолину

И мчу верхом в поля, чтоб сочинять романс.

 А ввечеру я к ней. Явлюсь под кари очи.

Ей хрипло напою затейливый мотив.

И плотно закусив куриной ножкой сочной

Хлебну от всей души младой аперитив.

 Но от чего она ко мне не благосклонна?

То веер враз сомкнёт, то, губки вмиг надув,

Пойдёт грустить в тиши винтажного балкона

А я с конём своим и сыт, и пьян, бреду…

 Я в гости к ней одной уж десять лет как кряду

Бываю неспроста. Не нов уж мой камзол.

И жду я от неё и счастья, и награды.

Но даже конь сказал, что я, увы, осёл».

Я посмотрела на Смеяна, на его лице была вежливая улыбка. Король Хенрик наоборот аплодировал и смеялся от души, требуя новых куплетов. И Соломки пропели ещё несколько двусмысленных песенок. Тут уж ноги короля понесли его в пляс, он вскочил, залихватски взмахивая руками и выписывая кренделя ногами. Следом за ним встала и свита. Кто нехотя, а кто и с удовольствием. Началась общая пляска, о новомодных салонных танцах все как-то позабыли. Нам со Смеяном тоже пришлось присоединиться ко всеобщему веселью. Король подхватил тучного господина Чашку за руку, а во вторую руку вложил мою ладонь, не забыв смачно поцеловать меня в щеку. Я схватила Смеяна, он – Каролину, и все мы закружились в хороводе. Лютни играли и играли, распорядитель бала откуда-то притащил прежний скрипичный квартет. Они подхватили незатейливый мотив. Потом один мотив сменился другим, а мы всё кружились и кружились, подпрыгивая, вскидывая ноги, высоко поднимая руки и резко опуская их. Общий хохот и хмельное буйство ударило и в мою голову, я уже перестала думать о чём-либо, просто неслась вслед за королём, стараясь не потерять на бегу туфлю. Не знаю, сколько бы мы так плясали, но внезапно полил дождь из совершенно невинной тучки. Дамы завизжали, засмеялись, как обычные служанки, и все побежали в сторону беседок под цветущие липы.

Мы со Смеяном остались на лужайке одни. Мы стояли под дождём, взявшись за руки. Я смотрела на него и думала: «Почему я до сих пор не спросила его о шраме, который пересекает его щеку?» Шрам не уродовал лицо моего любимого, и я его почти не замечала раньше, хотя при первой встрече он бросился мне в глаза. Надо было непременно спросить Смеяна о шраме теперь, может быть, другого времени у нас уже не будет, и я сказала:

– Этот шрам… Откуда он?

– Шрам? – удивился он, смахивая рукой мокрую прядь со лба, – почему ты спрашиваешь именно теперь?

– Скажи, – упрямо тряхнула я головой, рассыпав брызги с причёски,– наверное, ты получил его в бою? Или когда защищал короля в какой-нибудь дворцовой стычке.

– Нет, Стася, – усмехнулся Смеян, – этот шрам у меня с детства. Учился плавать, нырнул под корягу и сильно распорол лицо. Если бы не волшебство моей покойной сестры, я бы на всю жизнь остался уродом. Я разочаровал тебя?

Я помотала головой и тоже улыбнулась, наверное, я выглядела жалко. Смеян притянул меня к себе за руки и обнял. Неожиданно к нам подбежал распорядитель бала, он был насквозь мокрым, но нёс огромный зонт. Он раскрыл его, и мы со Смеяном быстро пошли в сторону дворца. Нам вслед смотрели все гости господина Вильда, но мне было всё равно.

Глава 17

В холле первого этажа я сказала Смеяну, что устала и не хочу ни о чём говорить, ничего обсуждать и ни о чём спорить. Он пытался убедить меня в том, что у него есть ко мне серьёзный разговор, и он не уступит. Я замотала головой. Я стучала зубами от холода, потому что моё некогда прекрасное лимонное платье промокло насквозь, шарф свисал с шеи мокрой тряпкой. Смеян резко схватил меня под колени и взвалил на плечо, как тюк с тканью и под смешки двух служанок потащил по лестнице. Я стучала кулаками в его подлую спину и кричала что-то вроде того, что с дворянками так обращаться нельзя. В итоге он дотащил меня до своей спальни, открыл ногой дверь и свалил меня на свою кровать.

Я вскочила, убирая с лица прилипшую прядь волос, и выкрикнула, что Смеян ведёт себя как дикарь.

– А теперь послушай меня, – свирепо ответил он, – я просил тебя не отходить от меня ни на шаг? Просил. Ты не выполнила.

– Я…

– Не смей меня перебивать. Я просил тебя об осторожности? Просил . Ты не выполнила.

– Что с того? – пискнула я, – Ты не имеешь права мне приказывать.

– Пока ты скакала, как коза с колокольчиком перед королём, кое-что произошло.

– Что же? – дерзко ответила я.

– Пропала без следа служанка госпожи Чашки. Эта старая карга. Её нигде нет, и мои гвардейцы сбились с ног, обыскивая дворец и окрестности. Но главное не это. Главное в том, что к господину Вильду прибыли два стражника Серого Патруля. Они ехали от самой таверны «Три дороги». И у них есть к тебе дело. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

От ужаса я закрыла рот ладонью. Я-то