Шрифт:
Закладка:
Оставив сокровищницу, мы пройдем в маленькую часовню Святого Петра, чьи стены снаружи покрыты ракушками — по правде говоря, странное украшение, которое редко используется в архитектуре. Внутри нет ничего примечательного, и только под алтарем покоятся останки трех жертв жестокой похотливости ГенрихаVIII — Анны Болейн, Кэтрин Говард и Джейн Грей, чья кровь несмываемым пятном легла на память об этом монархе.
На первом этаже башни Бошэма собраны и заделаны в стены все надписи, нацарапанные узниками на стенах их темниц.
Рядом с башней Девелин видны развалины Галерной башни, где несгибаемого эпикурейца герцога Кларенского утопили в бочке с мальвазией. Чуть дальше — Кирпичная башня, в чьих застенках томилась Джейн Грей. В общем, можно составить целый том из одних только имен тех, кто в разное время был заключен в лондонском Тауэре. И в этом печальном и очень длинном списке значатся не только англичане, есть имена, которые касаются и Франции. Узником Тауэра был и король Франции ИоаннII, и герцог Орлеанский, рассказавший о своих страданиях в записках, рукопись которых содержит самую старую гравюру с изображением Тауэра.
Всем известно, сколь ревностно англичане оберегают все освященные временем традиции. И современный Тауэр это еще раз подтверждает. Хотя сейчас Тауэр всего лишь руины прошлого, в нем служит столько же человек, сколько служили тогда, когда он был крепостью и тюрьмой для государственных преступников. В Тауэре по-прежнему есть свой комендант, привратники, тюремный смотритель, врач, капеллан, бальи, главный канонир и главный пожарный. Но что еще удивительнее — все они носят средневековые наряды: круглые бархатные шляпы с лентами, черные камзолы, расшитые красными лентами, и нагрудные щиты с гербом Англии и двумя буквами, которые встречаются повсюду в этой стране верных подданных: V.R.— Victoria Regina (королева Виктория).
Лондонский Тауэр, который сегодня никто и не думает брать приступом, защищается с такими предосторожностями, как будто ожидается атака вражеского легиона.
Церемония закрытия проводится каждую ночь с такой строгостью и торжественностью, словно английской столице грозит французское или немецкое нашествие. Как только час пробил, всех посторонних просят удалиться, ворота и двери запираются, и только пожар или землетрясение смогут заставить их открыться раньше следующего утра.
Само собой разумеется, эта церемония родилась в далекой древности. За несколько минут до одиннадцати часов вечера (а по вторникам и пятницам — до полуночи) главный привратник в длинной красной мантии, с огромной связкой ключей в руке появляется в сопровождении стражника с фонарем перед главным караульным помещением и кричит: «Эскорт ключей!» Пять-шесть стражников выстраиваются у него за спиной и сопровождают его до главных ворот, время от времени отвечая на вопрос часовых: «Кто идет?» — весьма подходящим для тюрьмы паролем: «Ключ!»
Когда все ворота заперты с желаемой торжественностью и серьезностью, а также с невообразимым звоном ключей и лязгом замков, процессия возвращается. Часовые снова спрашивают: «Кто идет?» — и получают тот же ответ. Когда они добираются до караульного помещения, происходит разговор между главным привратником и дневальным.
—Кто идет?
—Ключи королевы Виктории!
Полицейский патруль
—Проходите, ключи королевы Виктории!
—Боже, храни королеву!
—Аминь!
Стражники берут на караул. Их командир целует свою шпагу, а главный привратник торжественно пересекает внутренний двор и возвращает ключи на место.
После окончания церемонии никто не имеет права ни шагу сделать по территории крепости (если, конечно, на то нет приказа). Если же кто-нибудь осмелится выйти без разрешения, то его ждет пуля первого же часового, который повстречается ему на пути. Таково требование обычая, а это все равно что закон.
Разумеется, сейчас Лондон держит своих преступников не в обветшалом Тауэре, а совсем в других тюрьмах.
Прежде всего, это Ньюгейт — центральная тюрьма города и графства, куда каждую минуту доставляют злоумышленников, схваченных бдительной полицией. Именно там собирается самая грязь — постыдные, подлые и низкие отходы брожения в низших слоях огромного скопления людей.
Название «Ньюгейт» (что означает «Новые ворота») происходит от больших ворот, по бокам от которых находился целый ряд донжонов, с 1218 года служивших тюрьмой. Трудно вообразить что-либо более ужасающее. Сумрачный английский гений как будто находит удовольствие в ужасах пыток, застенков и смерти.
Это жуткое узилище стало жертвой пожара 1666 года, который уничтожил часть Лондона. Тюрьму вновь отстроили по старому проекту, но поскольку она находилась в центре города, то стала очагом смертельной инфекции. Эта болезнь, которая известна всем, кто побывал в заключении, и которая называется тюремной лихорадкой[46], так же страшна, как госпитальная гангрена. Она безраздельно царила в Ньюгейте и выкашивала не только заключенных, но и жителей соседних кварталов и вдобавок судей, присяжных, свидетелей — всех без разбору. В 1770–1780 годах тюрьму перестроили и усовершенствовали, но она сгорела во время беспорядков 1780 года. Затем ее вновь отстроили и привели в то состояние, в котором она находится в настоящее время.
Тюремный сторож
Тюрьма устрашает при одном взгляде на ее фасад — черную стену с зарешеченными окошками. Сразу ясно, что там содержат самых непримиримых и непреклонных, тех, с кем общество обращается как с дикими зверями, от которых оно готово защищаться всеми доступными средствами. Ньюгейт рассчитан на триста заключенных, содержащихся в одиночных камерах. Режим тишины соблюдается строжайшим образом даже тогда, когда арестантов выводят во внутренний двор на прогулку.
Приговоренных к смертной казни держат в узких и темных камерах, куда свет поступает только через маленькое отверстие, выходящее во двор. Их не подвергают бесполезной пытке смирительной рубашкой и не лишают возможности общения с другими заключенными. Казни через повешение раньше проходили на эшафоте, который находился прямо у тюремной стены на Ньюгейт-стрит. Для простого народа, всегда падкого до жестоких зрелищ и нездоровых эмоций, это был праздник. Толпа устремлялась к виселице в таком порыве, что порой в давке погибало до двадцати зрителей. Карманники тоже были тут как тут и занимались своим делом, пока Калкрафт[47], Господин из Лондона, занимался их коллегами. Дабы не потакать порочным наклонностям тех, кто питает нездоровый интерес к чужим мучениям, в наши дни казни проводятся внутри тюрьмы в присутствии представителей правосудия и прессы.
