войну происходила бесплатно. Кормили и поили тоже бесплатно, а ещё обещали дать возможность помародёрствовать в своё удовольствие и вернуться домой богачом. Грабить, говорилось, можно всех и каждого! Разумеется, кроме тех, кого нельзя. А кто же не любит лёгкой наживы?

Саиду нужны были хорошие воины. Однако те, кто умел воевать, воевали в Афганистане, получая за это неплохие деньги, и уезжать не стремились. Приходилось брать всякий сброд: с боевым опытом и без него, лишь бы согласился. В итоге удалось собрать немного больше двух тысяч человек, целый полк афганско-пакистанский.

Людей отвозили грузовиками и автобусами в порт. Все они не имели оружия, и поэтому власти смотрели на эту массовую миграцию сквозь пальцы. Да и суть происходящего дошла до пакистанской службы безопасности слишком поздно, когда люди уже грузились на зафрахтованный Саидом полупустой сухогруз, шедший с небольшой партией товара в Африку.

Разместились наёмники на палубе и в трюме, расстелив кто рогожу, кто циновку. Из-за разыгравшегося небольшого шторма плыть им пришлось более трёх суток. Однако для непривычных к морским прогулкам горцев даже это стало тяжёлым испытанием. Примерно половина из них шатались от борта к борту с зелёными лицами, стеная и осыпая проклятьями бескрайнюю воду. Часть просто слегла с морской болезнью, вознося молитвы Аллаху. А двое вообще оказались в тяжёлом состоянии.

Но трое суток — не неделя. К тому же Саид помогал, чем мог, своим воинам. Он давал им наркотики. Нет, не героин или какую-то синтетику. Саид пичкал их чем-то другим, полученным непосредственно от аль-Шафи.

Наконец, они доплыли до Африки. Саида ждали. И вскоре, перегрузившись с корабля на заранее арендованные грузовики, афганцы выдвинулись в сторону Сомали. Доехав до места, где кончался асфальт, наёмники пересели на ишаков и верблюдов и огромным караваном пошли вглубь Африки. И чем глубже они заходили, проклиная теперь бескрайние пески и шайтанову жару, тем больше недоумевали, не понимая, куда их ведут. Но роптать было уже поздно. В пути умерли двое заболевших, потом ещё двое… И когда они добрались до полевого лагеря, потери отряда составили четырнадцать человек.

Дальше — больше: опасность подстерегала афганцев почти повсюду. То ядовитые вездесущие насекомые, то не менее смертоносная растительность, то плохая, буквально кишащая микробами вода, то дикие звери. Однако бежать было бесполезно, да и некуда. Вскоре реальность превратилась для большинства из них в какую-то мешанину людей и смыслов. Афганцы так и не поняли, что их не столько учат, сколько готовят к смерти во имя духов Африки. Платить им, правда, не перестали. И многие уже имели в кармане кучу американских купюр, мечтая и о свадьбе с тремя жёнами, и о покупке большого дома и солидной машины.

Деньги умерших тоже обратно никто не забирал, они делились между выжившими. Так что никто внакладе не оставался, даже стали радоваться очередному несчастному случаю или тяжёлой болезни. Никто никого не лечил. Заболел — держись, не удержался — сдохни. Всё без обмана у чёрного душмана.

Нет, если бы аль-Шафи дал Саиду приказ лечить, то он бы лечил. Но слова аль-Шафи были однозначны: выживает сильнейший. И без всяких скидок. Особо злых, недовольных и способных поднять бучу тихо травили, чтобы остальные понимали: на всё воля Аллаха! А Аллах и в Африке очень не любит недовольных. Поэтому, когда весь отряд взял курс в сторону столицы, в рядах наёмников насчитывалось едва ли полторы тысячи бойцов. Зато все они уже не строили себе всяческих иллюзий и отлично знали, что их ждёт. Либо победа, либо песенка их спета. Бежать-то некуда!

После двухнедельного пути они наконец-то прибыли в последний перед столицей лагерь в горах. Горел костёр, и пахло дымом. Повсюду слышен приглушённый гомон воинов и лязг выданного им оружия со складов, спрятанных в пещерах. Саид ждал аль-Шафи, и сегодня шёл третий день его томительного ожидания. Тот должен был приехать со дня на день, но всё никак не появлялся. Вдруг с внешней стороны лагеря послышался шум, и вскоре перед Саидом возник аль-Шафи.

— Как дела, Саид? — быстро поздоровавшись, спросил он.

— Я привёл людей, как ты приказал, аль-Шафи.

— Сколько?

— Ровно тысячу четыреста восемьдесят девять.

— Неплохо. Воевать они готовы?

— Готовы. Все уже смирились со своей участью, и я отдал им последние деньги в счёт наступления.

— Правильно сделал, пусть думают, что ими они заплатят за вход на небеса, где сладкие гурии будут петь за деньги славословия и любовные оды.

— Ну, не настолько они и дураки!

— Были б умные, в Африку не поехали или сбежали ещё по дороге. Раз они выбрали этот путь, то они его пройдут до конца.

Саид хмыкнул:

— Да, некоторые пробовали, сбегали. Больше живыми их никто не видел.

— Ещё бы, я бы и сам один ночью не рискнул бежать по саванне. В общем, они все погибли?

— Да, и их души принял Аллах, — кивнул Саид. — Может, конечно, кто и спасся, я не знаю. Мы их сильно не искали.

— Ладно, завтра вы выдвигаетесь к Аддис-Абебе. Я расскажу, что делать. Бой будет жестоким! Но передай воинам: кто выживет, тот получит город. Будет волен делать и брать всё, что захочет.

— Скажу, аль-Шафи. Сколько нам идти до города?

— Сутки. Нападение планируется ночью. То есть вы выйдете с утра, пройдёте до обеда, отдохнёте и вечером опять выдвинетесь к столице. Как раз после полуночи и нападёте на город.

— Я понял.

— И последнее, — сказал аль-Шафи, доставая и передавая небольшие кулёчки, — утром во все котлы с чаем подсыплешь вот эти порошки. Это придаст бесстрашия, силы и уверенности воинам. Заодно и ночью будут видеть лучше. Хотя нет, лучше дать его после дневного отдыха, как раз действие его начнётся вовремя, а утром рано ещё будет.

— Хорошо.

— Ладно, Саид, мне пора. Увидимся в Аддис-Абебе, я тебя там встречу.

Аль-Шафи поднялся, отряхнул зад от пыли и травинок и, сделав пару шагов от костра, обернулся и предупредил:

— Ты это, сам не пей раствор этот. Да и калашам своим и приближённым не давай. А то мало ли что… — и, отвернувшись, нырнул в темноту, мгновенно в ней растворившись, словно его никогда и не было.

— А?! — успел крикнуть в темноту Саид и, не получив отклика, задумался.

Аль-Шафи никогда не говорил ничего просто так. Раз сказал, значит, так и нужно делать. Что он задумал, интересно? Аль-Шафи был врачом и хорошо разбирался в лекарствах. Поэтому игнорировать эти слова нельзя. А зная его настоящее отношение к душманам, всё становилось яснее ясного.

Утром Саид объявил о наступлении. Лагерь загудел, как растревоженный улей. Все радовались: близился конец их бесконечным