препаратов, которые лишали меня воли. И превращали… не знаю. В овощ. Постепенно страх потерять себя вытеснил все другие. Ты даже представить не можешь, что это такое, Аня. На то, чтобы восстановить нормальную работу мозга и соскочить с нейролептиков, у меня ушло полтора года. Не буду рассказывать обо всех побочках, с которыми мне пришлось столкнуться. Как я уже сказал, страшней всего было навсегда потерять себя.

– Зачем врачам понадобилось тебя гробить?

Кир некоторое время молчит, будто собираясь с силами. Достает очередную сигарету и подкуривает от бычка. В комнате, где никогда не курили, повисла сизая пелена дыма.

– Затем, что у нас вообще мало нормальных психиатров. Каждый такой случай абсолютно индивидуален и требует своего подхода. Но с этим как раз никто и не заморачивается. К тому же я попал в дорогую клинику, им такие «клиенты», как я, очень нужны.

Звучит жутко. Сколько же ему довелось пережить? Я винила Кирилла в расставании с Аришей и знать не знала, какой ужас переживает он сам. Почему я не поинтересовалась, что происходит с мальчиком, которого я воспитывала целых три года? Я бы поняла, что с «лечением» Кирилла что-то не то. Потому что я единственная по-настоящему его знала.

– Ты говорил с отцом о происходящем?

– Да. А потом с ним разговаривал мой лечащий врач. Как думаешь, у кого из нас было больше шансов склонить батю на свою сторону?

– Ясно, – отвожу глаза. – И как тебе все же удалось выбраться?

– Через отделение терапии. – Кирилл невесело смеется. – Я слег с воспалением легких. А там особенно некому было следить за тем, чтобы я принимал назначенные препараты. Без них туман в голове потихоньку начал рассеиваться. И я сообразил, как лучше себя вести, чтобы убедить психиатров, что их лечение дало результат. Ну а потом я добрался до главврача. Это тебе известно.

– Почему ты не рассказал обо всем мне? – обхватываю предплечья ладонями.

– Потому что знал, как ты отреагируешь. Просто посмотри на себя. Уже прикидываешь, как от меня сбежать, прихватив дочь? Давай. Вали.

Зажмуриваюсь, переваривая его слова. Конечно, я понимаю, что это своеобразная защитная реакция. И больно мне не от этого.

– Я в ужасе от того, что с тобой случилось, Кирилл. Я вспоминаю, каким ты был в шестнадцать, и… да, погружаюсь в ужас, – сиплю я. – Такие вещи не должны происходить. Мне ужасно стыдно, что я не смогла тебя защитить.

– Да о чем ты вообще?

– О том. Я три года пыталась быть тебе если не матерью, то значимым взрослым, которому бы ты мог доверять. А потом слилась при первом же шухере. Ну и чем я лучше твоего отца?

– Любишь ты себя во всем сделать виноватой, да, Ань? – поджимает губы Кирилл. – Брось. Я мужчина. Если кто виноват в том, что случилось, так это я сам. Не надо было скатываться в детскую истерику, раз уж я решил сунуться во взрослую жизнь.

– Сам говоришь, что не мог себя контролировать, – устало замечаю я.

– Да. А надо было.

– Вряд ли бы с обычной истерикой тебя увезли в больницу.

– В любом случае это в прошлом.

– Уверен? Лично я очень сомневаюсь, что тебе удалось отпустить ту ситуацию, иначе бы ты не боялся, что я сбегу, узнав о ней.

Я отворачиваюсь, чтобы отдышаться, рывками всасываю дымный воздух. Но получается хреново. Слезы перекрывают глотку, и с каждой новой секундой легкие все сильнее саднят.

– Я не отрицаю, что боюсь тебя потерять.

– Но ты готов меня отпустить? – шепчу, пряча глаза.

– Не могу обещать, – сипит Кирилл, – если хочешь, мы можем попробовать. Вдруг получится?

И все закончится, едва начавшись. Закрываю глаза.

– Ариша спит. Наверное, не стоит ее будить посреди ночи.

Я старательно сдерживаю подступающие рыдания. От напряжения зубы начинают постукивать друг о дружку. Во мне скопилось столько самых противоречивых чувств, что они, не вмещаясь в груди, проступают на коже испариной.

Глупый, глупый мальчишка… Пожалуйста, не отпускай! Нет, отпусти, пожалуйста.

– Как же я запуталась. В голове столько вопросов…

– И только один главный.

– Да? – растерянно тру лицо. – Это какой?

– Ты готова принять меня, каким бы я ни был, или нет.

– А ты бы смог меня принять, если бы узнал, что я кого-то убила?

– Тебе бы не пришлось убивать.

Я вскидываю ресницы. Кир снова жутковато улыбается. Улыбается и не договаривает «потому что я сделал бы это за тебя», но оно повисает между нами в воздухе. Боже мой. Боже мой! Он меня с ума сводит. Я не знаю, как реагировать. Руки, не находя себе места, безостановочно скользят по телу. То юбку приглаживают, то цепочку теребят.

– Ну да, – шепчу я.

– Аня, я не убивал отца. Да, я кое-что предпринял, не буду скрывать, на случай, если бы он попытался разыграть козырь с Аришей, но я его не убивал. Ты должна мне верить. Верить абсолютно, больше, чем самой себе. Любовь без доверия – это сказка для идиотов.

– Я не знаю, Кир. Больше всего на свете я бы хотела тебе довериться. Но я не знаю… Дай мне время.

– А если его нет? Если завтра за мной придут? На чьей стороне ты будешь?

– Это нечестный прием.

– А это я, – Кирилл дурашливо кланяется, – тот, кто порой не брезгует нечестными приемами.

– Да. Я понимаю.

Что-то – да. Что-то – нет. Но обсуждать это уже нет сил. Словно почувствовав, что у меня села батарейка, Кирилл смягчается:

– Пойдем в постель.

– Я ведь ничего не решила…

– Хочешь побыть одна?

– Да. Это не попытка тобой манипулировать при помощи секса, Кирилл. Мне правда нужно разобраться в себе. Каждый раз кажется, что все уже решилось, а потом что-то происходит, и все начинается по новой.

– Ты просто слишком много думаешь.

– Кто же спорит? Если бы мои мысли вертелись исключительно вокруг того, как мне повезло отхватить молоденького богатея вроде тебя, жилось бы мне существенно легче.

– Меня никто еще не называл молоденьким богатеем.

Кир улыбается. Я машу руками:

– Все! Иди.

Нет никаких сил противостоять его обаянию. Кирилл послушно закрывает за собой дверь. Я выключаю свет и накрываюсь с головой одеялом. К удивлению,