— Хорошо, — упавшим голосом сказала я.

— Я тебе позвоню, — пообещал ты и отключился.

* * *

Два дня от тебя не было никаких вестей. Потом пришла эсэм-эска: «Больше не было писем?» Выждав час, я ответила. Сначала написала: «Не было», потом немного подумала и изменила на просто «Нет». Ты ответил: «Вот и хорошо. X». Этого недостаточно, подумала я. Так дело не пойдет.

* * *

Ты позвонил на следующий день, но я не ответила на звонок. Я сидела на однодневной конференции под названием «Метаболические пути и современные коммерческие требования». Научные конференции редко носят яркие названия, хотя однажды один из лекционных курсов Бофортовского института благодаря мне ненадолго прославился. Никто из студентов не хотел записываться на курс «Женщины в науке», и по моему настоянию название поменяли на «Пол в науке». Студенты повалили толпами.

Первое, что я сделала, прибыв на «Метаболические пути», — проверила конференц-зал на наличие Джорджа Крэддока, хотя коммерческая медицина — не его область и вероятность его появления здесь приближалась к нулю. Я осматривала зал так же тщательно, как инспектируют запасные выходы при опасности взрыва или пожара. Лишь убедившись, что его нет, я села на боковую скамью и открыла папку, которую мне вручили организаторы.

В перерыве участников конференции пригласили в буфет. На столах стояли блюда с треугольными сэндвичами из белого и черного хлеба с разными наполнителями, обильно сдобренными майонезом, и покрытыми слоем липкой красновато-оранжевой пасты куриными ножками. Декан из Халла, пока мы разговаривали, выложил у себя на тарелке пирамиду из шести ножек. Заметив, что я кошусь на его тарелку, извиняющимся тоном сказал:

— Избегаю углеводов…

— Привет, Ивонн.

Обернувшись, я увидела рядом с собой Фрэнсис. Она смотрела на декана.

— Мы с Ивонн коллеги, — пояснила она. — Вместе работаем в Бофортовском институте. Фрэнсис Ризон.

— М-м, — промычал он с полным ртом, в знак приветствия взмахнул недоеденной ножкой и отвернулся.

— Я все пыталась до тебя дозвониться. Твоя Рупа хуже ротвейлера (Фрэнсис имела в виду мою секретаршу). Как прошла заключительная часть этой кошмарной вечеринки? Устроили черт знает что, ты согласна? Редкостная скукотища. Оставалось только напиться. Наутро я чувствовала себя просто кошмарно. А ты?

В этот момент кто-то, пытаясь протиснуться сквозь плотную толпу, очень кстати толкнул меня сзади, чем я и воспользовалась, опрокинув на себя стакан апельсинового сока.

— Черт. Извини, пожалуйста, — сказала я Фрэнсис, поставила стакан и пустую тарелку на стол и пошла к лестнице.

Дамский туалет располагался одним пролетом выше, но перед дверью уже выстроилась небольшая очередь. Не останавливаясь, я продолжала подниматься. Я шла все выше, и выше, и выше, почти бежала по ступенькам, пока, задыхаясь, не добралась до последнего, пятого, этажа, где не было ни души. Толкнув деревянную дверь с круглым, как иллюминатор, окошком, я оказалась в коротком широком коридоре. Возле лифта обнаружился неработающий туалет. Зайдя в холодное, выложенное плиткой помещение, я закрылась на защелку, согнулась пополам и громко вслух произнесла:

— Одна я с этим не справлюсь.

* * *

Когда мне удалось более или менее успокоиться, возобновившееся после перерыва заседание давно началось. Я покинула свое убежище; дверь за моей спиной громко хлопнула. Пустынный коридор упирался в высокое, от пола до потолка, матовое окно. Ступая по ковру шоколадного цвета, я подошла к нему и уткнулась лбом в стекло. Твердая холодная поверхность действовала как обезболивающее. Достав предоплаченный телефон, я нажала на кнопку. Я нестерпимо нуждалась в тебе, но не надеялась, что ты ответишь. Однако ты снял трубку.

— Привет, — сказала я.

— Привет, — ответил ты. — Все в порядке?

— Нет, — ровно, без надрыва, сказала я.

Бывают минуты, когда понимаешь, что полностью бессилен перед обстоятельствами. Эта мысль накрывает тебя с головой, словно мягким толстым одеялом: ты ничего не можешь сделать.

— Господи, — вздохнул ты. — О господи…

11

Твой звонок застал меня в мини-маркете неподалеку от дома. После инцидента с электронным письмом и моим срывом на конференции прошла неделя. Я отменяла все встречи и мероприятия, какие могла, и по большей части сидела дома. Сейчас я стояла с сумкой на плече и проволочной корзинкой в руке возле стойки с прессой, уставившись на обложку бульварного журнальчика. На ней красовалась фотография знаменитого футболиста, образцового семьянина и кумира современной молодежи. Его только что арестовали. Под фотографией огромными буквами было напечатано это проклятое слово из тринадцати букв — ИЗНАСИЛОВАНИЕ. Конечно, ведь оно помогает продавать газеты.

Оно везде, это слово. В каждом телесериале, в каждой новости, в повседневных разговорах. Оно подстерегает меня, когда я захожу в местный магазинчик за бутылкой молока и пучком салата. В тот момент, когда раздался твой звонок, я приросла к полу: я думала о том, что больше не могу. Сейчас скину на пол все эти газеты, растопчу их и оттолкну несчастную продавщицу, которая попытается меня остановить.

— Привет, — сказала я тебе.

Я вдруг поняла смысл выражения «Сердце вот-вот выпрыгнет из груди». Мне казалось, из моей груди сейчас выпрыгнет не только сердце, но и все внутренние органы. Я не могла дышать.

— Послушай, — бодро начал ты. — Я хочу, чтобы ты кое с кем поговорила.

— Ладно… — медленно сказала я.

— Этот человек — офицер полиции, — пояснил ты. — Прошел специальную подготовку. Я тебе про него уже рассказывал…

Я тебя перебила:

— Я же тебе говорила, что не могу… — Я стояла в магазине и шипела в телефон на своего любовника. — Ты прекрасно знаешь почему. Это невозможно. И точка.

— Тебе надо просто встретиться с этим человеком, — продолжал ты. — Он с удовольствием нас проконсультирует. Неформально. В общих чертах я его уже просветил. Он объяснит, какие есть варианты.

Прижимая аппарат к уху, я думала о том, что устала от телефонных разговоров с тобой — даже не столько от разговоров, сколько от всех этих недосказанностей. Телефонные разговоры и кафе — вот и все, что у нас есть, но мне этого недостаточно. Какая-то женщина с коляской попыталась меня объехать. Вместо того чтобы извиниться и попросить посторониться, она наехала колесом мне на ногу. Я бросила на нее уничтожающий взгляд. Она мне его вернула. Мир полон агрессии и недоброжелательства. Кажется, я внесу в него свою лепту, устроив скандал в магазине эконом-класса.

— А если она узнает? — спросила я. — Твоя жена. Что произойдет, если тебя вызовут свидетелем в суд и правда о нас выйдет наружу? Что будет, если она узнает не просто о том, что у нас был секс, а какой,