всяком случае, их руки пускаются выделывать танцевальные жесты. Все это происходит под стихийно, но слаженно возникший хоровой запев о любимой Имерети. И происходит это не как вставной номер, а, пожалуй, как взаимное приветствие. К ним охотно присоединяется и сестра Дариспана Марта.

Нельзя не заметить органичности поведения героя. Все, что делает Дариспан, танцует или просто двигается танцевальной походкой, – он делает так же естественно, как дышит. Так же естественно, артистичной походкой, приблизившись к Наталье (Эка Молодинашвили), крестнице его сестры, он галантно целует руку ей, затем – ее матери, Пелагие (Нана Пачуашвили). Мгновенно обворожив их, он даже спровоцировал после своего ухода сцену ревности: дочь тут же плеснула в лицо матери бокал воды.

Такой вот соперник достался его сестре в борьбе за приезжего молодца. А что же Марта, которую один из критиков назвал разбитной дамочкой, что-то сочиняющей у компьютера, с вечной сигаретой в зубах[313]? Она вполне под стать своему брату. Какой спектакль разыгрывает она для появившегося Осико (Давид Гоциридзе), которого хочет видеть женихом своей крестницы! Как воспевает достоинства его матери, словно в танце извиваясь всем телом и в экстазе опускаясь на колени! Угощает его яблоком, и они вместе, если еще не как родственники, то как очень близкие люди, вгрызаются в него с двух сторон. И вот Осико уже оставлен с Натальей, происходит ритуальное действо с поэтическими заклинаниями, поцелуем ножа и вручением его девушке.

Но и Дариспан не теряется. Где-то добыл канистру с вином, вернулся с ней из зрительного зала, подняв на сцену. И тут же разыграл блестящую репризу. Представился потенциальному жениху как богатый и знатный человек, приняв соответствующую позу, но, узнав о его более высоком социальном статусе, скукожившись, мгновенно заковылял холопской походочкой, едва ли не вдвое уменьшившись ростом.

А в самый разгар борьбы за жениха мы увидели объединившихся в танце, мастерски вальсирующих брата и сестру, Дариспана и Марту, сделавших несколько головокружительных туров из глубины сцены вдоль всей сценической площадки. Да, они стоят друг друга! И показалось даже, что борьба за жениха прекратилась. Но Марта, будто спохватившись, вдруг резко, бедром оттолкнула брата. Но и Дариспан не заставил себя ждать: разыграл яркое представление, торжественно выехав на компьютерном кресле в сопровождении свиты и темпераментно обхаживая жениха. Победителен и не менее эффектен ответный ход Марты, тут же организовавшей почти театрализованное помпезное шествие с жареным поросенком на подносе по диагонали сцены, она впереди, за ней – крестница Наталья со своей матерью. Мужчины сразу ринулись было к столу. Однако оклик Марты заставил их отойти, чтобы уступить первенство хоть и молодому, но главному человеку – гостю. Такое, пусть мгновенное, невнимание со стороны мужчин пришлось Осико совсем не по душе. Так что Дариспана, налившего ему вина, он тут же наказал, плеснув в того вином и в назидание подняв указательный палец: Осико знает себе цену. Он, судя по всему, не простой человек. Видимо, какие-то почитатели следовали за ним, когда он приближался к дому Марты, так что даже сам его приход сюда сопровождали аплодисменты и крики. Как, видимо, небедный человек, он и охранника при себе имеет.

Возмущенная Марта, увидев, как поступили с ее братом, вскрикнула, но тут же буквально заткнула себе рот яблоком. И, кажется, победа в ее борьбе за жениха близка. Тот уже рядом с ее крестницей. Молодые люди произносят ритуальные слова о подаренном ноже, продолжая разговор, который вели прежде, оставшись наедине. Наигрывают в четыре руки на рояле… Окружающие аплодируют. А Марта уже приняла вид победительницы.

Однако Дариспан не спешит считать себя проигравшим. Он велит дочке подать молодому человеку чай и вместе с ней решительно направляется к Осико. Но мгновенно, ни секунды не раздумывая, сделав ловкий трюк, им под ноги бросается Марта, преграждая дорогу, а чай подает ее крестница. И вот уже крестница танцует с Осико, на чем также настояла Марта, несмотря на отказы «жениха», сказавшегося не танцующим. Но на войне как на войне. И, по велению Дариспана, его дочь перехватывает молодого человека. Поняв, что из их танца ничего не получается, Дариспан отнимает у сестры испеченный ею пирог и швыряет его. Та, с готовностью подхватив жест брата, топчет пирог каблучками своих изящных туфелек. Вслед за тем летит проворно швыряемая Дариспаном посуда. Наконец он валит молодца на пол. И, с помощью приставленной к горлу вилки, принуждает того стать-таки женихом его дочери. Но молодой человек вдруг признается, что обручен, в ответ получает от Марты удар поросенком, и Осико увозят на срочно подогнанной машине.

Подчеркну, что этот жесткий поединок сестры и брата происходит изящно, легко и воспринимается его участниками и зрителями именно игрой, яркой и артистичной. От бытового конфликта, предписанного пьесой, не остается и следа. При этом герои не теряют родственного единения и, главное, своего лица. О чем ярче всего отчетливо свидетельствует их вальс, от которого невозможно отвести взгляд. В нем все: слаженность, упоение танцем, растворенность в каждом движении и в то же время – отчетливая готовность продолжать борьбу. Вся «война» ведется, повторим, именно как азартная и артистичная игра.

В финале героини, сделавшие все, что могли, уселись на авансцене, закурили и запели. Подъехал Дариспан на своей машине. Прилег рядом. Но вдруг заторопился: дома еще три дочери. Женщины помогают ему надеть бурку, шарф. Стариковской походкой – куда что подевалось?! – Дариспан подошел к авансцене, обращаясь к Богу с просьбой помочь ему спокойно завершить свой путь. Однако и это, и походка воспринимаются в контексте спектакля лишь как временная остановка на пути поисков счастья и удачи. А пока… Пока девочки, Наталья и Карожна, не дождавшиеся счастья на земле, уносятся в небо (в обыкновенной выгородке, спустившейся на веревках, их поднимают к колосникам), сопровождаемые темпераментной и грустной грузинской песней.

Стоит специально отметить, что спектакль захватывает в том числе и характерным для национальной традиции градусом актерской игры, который, как понятно теперь, никакими катастрофическими обстоятельствами не может быть снижен. Причем таким градусом игры актеры наделили и своих героев.

Таким образом, критики в подавляющем большинстве постановку, можно сказать, отвергли, вынеся искусству Стуруа суровые приговоры как провинциальному и несовременному, его театру – как оставшемуся в изоляции от европейских трендов, спектаклю – как чему-то неживому, затянутому, скучному, а самому режиссеру – как выпавшему из эпохи и культурного пространства. Один из авторов откликов нашел игру актеров в спектакле лишенной их традиционного грузинского темперамента.

Строение спектакля как не отвечающее ожиданию привычной композиции, созданной на основе причинно-следственных связей,