И это тоже было частью казни – смотреть сквозь прутья клетки, опускаясь с высоты, как механизмы осуществляют жестокую муку и знать, что твой вес заставляет работать этот чудовищный механизм, делают соучастником палача.

Вопли из клетки и вопли с эшафота перекликались между собой, развлекая толпу. Шутники передразнивали причитания и крики, чернь хохотала, опьяненная зрелищем того, как суровая справедливость настигает воров, убийц и насильников.

Иногда, в случаях самых жестоких и чудовищных преступлений, глашатай предлагал зрителям принести с собой камни, которые будут загружены в корзины механизма казни, чтобы поучаствовать, таким образом, в справедливом возмездии.

Такое соучастие пользовалось симпатией у горожан.

Особенно развлекались зрители, ожидая, когда клетка достигнет эшафота, дверца распахнется, и насельник спустившегося с высоты узилища займет место того, в чьей муке он только что участвовал. Черный юмор ситуации, когда «вор казнил вора», пользовался большой популярностью среди острословов в толпе.

Сам же Механик выходил на эшафот в черном доспехе Воина Степи и с закрытым лицом.

Доспех выдавал его происхождение – ибо только в дар своим миньонам отдавали черные пустынные скорпионы пластины брони из собственного панциря. Украсть или подарить такой доспех было невозможно – доспех «умирал» – сразу становился хрупким и бесполезным.

Кроме того, Механик был чародеем. Ему были подвластны камень и металл, а также таинство человеческой жизни.

Человеческое тело он лепил, как глину, металл и камень текли в его руках как воск.

Готовиться к казни он начинал открыто и загодя, выводя на эшафоте удивительные конструкции, о предназначении которых в городе пытались догадаться, и спорили, но фантазия мага-палача бродила совсем неведомыми обычным людям путями.

На процесс возведения орудия казни приходили специально посмотреть.

Маг двигался так красиво в акте творения, что возникало ощущение танца. В эти моменты он настолько увлекался процессом, что забывал о времени и еде.

Рядом с ним, не столько помогая, сколько охраняя, всегда находились две женщины, с ног до головы укутанные в черные одеяния, и увешанные оружием. То, как они держали в руках древки нагинат и рукояти мечей, выдавало немалую сноровку.

Как волчицы, рыскали они вокруг своего господина, ни мгновения не оставаясь на одном месте, кружа и нюхая воздух, как дикие звери.

А в танце мага-палача вырастали изящно-ажурные или – наоборот – угрожающе-массивные устройства, наполненные своеобразной красотой, блистающие полированным камнем, железом и медью.

Но единственным предназначением этой красоты было нести долгое страдание, неизбежно завершающееся смертью.

За все эти годы в Лубмасте мрачный чародей ни разу не повторился.

Механик одинаково искусно исполнял и кровавые и бескровные казни – были и такие в судебном уложении.

Женщин-преступниц судьи суеверно приговаривали именно к бескровным казням – никто уж и не помнил, откуда взялось это предубеждение перед пролитием женской крови, и что оно значит.

Так, отравителей традиционно казнили опусканием в кипящую смолу, а точнее - в светлый корабельный вар, янтарно-желтый, в обычном состоянии твердый, как канифоль, и прозрачный, как живица.

Казалось бы, что тут можно еще «усовершенствовать»?!

Но Механик смог.

Задумка была вроде бы бесхитростная – колокольчик у уха осужденной. Колокольчик звонил каждый раз, когда безжалостный блестящий механизм опускал преступницу на ладонь в кипящий котел. Но томительная пауза между звоном колокольчика и щелчком храповика постепенно удлинялась, растягивая ожидание боли.

Первый звонок прозвучал, когда большие пальцы лишь коснулись бурлящей смолы. А преступница сошла с ума раньше, чем вар покрыл ей бедра.

Ее истошные крики «Виновна, виновна! Казните меня, казните!!!» потрясли всех присутствующих. Говорят, их слыхали за пять лиг от города. Она вопила, призывая богов покарать ее, пока не захлебнулась кипящей жидкостью.

Когда вар остыл, его извлекли из цилиндрического котла и выставили на обозрение в длинном ряду таких же прозрачных колонн с не упокоенными остатками преступников. Как мухи в янтаре, обнаженные мужчины и женщины хранились в султанском подземелье в назидание потомкам с подробным описанием их преступлений.

Каждая проведенная Механиком публичная казнь настолько потрясала воображение, что описания их попадали в летописи, разлетались по Югу в письмах послов и путешественников, и даже доходили до Северной Империи в докладах немногочисленных северных дипломатов.

Но – самое главное – ни один преступник в его руках не умер раньше, чем свершилось назначенное наказание!

Он мог заставить отрубленную голову смотреть, как обезглавленное тело рвут голодные дикие звери. Мог лишить преступника рта и тот умирал от жажды, окруженный сосудами со свежей водой.

Пределов магии Механика никто не знал, а потому неведомые способности темного чародея надежно пугали простой народ.

Султан не ошибся с выбором нового Палача.

Никто не знал достоверно, но шепотом передавались слухи, что в личных темницах султана маг творил для своего повелителя еще более страшные вещи – и тут пределы ужаса определяла лишь фантазия рассказчика...

Почти каждую неделю Механик встречал на центральной площади очередную жертву – но преступников и преступлений не становилось меньше. Самому беспощадному палачу не под силу исправить порочную человеческую природу.

Правда, и святым исправление человеческой натуры удавалось не многим успешнее, чем палачам.

***

Все эти воспоминания в единый миг пронеслась в памяти ‘Жка, находящегося в полной власти безумного палача. Скованный и загнутый, униженный и взбешенный, не владеющий собственным вожделением, ‘Жк растерялся.

Настолько – пожалуй, впервые в жизни.

А хозяин, слегка томный, задумчиво щекотал иссиня-черным маховым пером подросший секель рабыни Рабыня напряженно вслушивалась в ощущения, расходящиеся из-под пера. И они не были похожи на боль. И уже очень скоро девушка трепетала всем телом с каждым, томительно медленным, взмахом ...

Между тем хозяин неторопливо продолжал свой рассказ.

- Дело в том, дорогой мой гость, что я гневлив и порывист. А мой Божественный Наставник и Покровитель считает, что это вредит моей магии – и Его безукоризненной репутации. А я, по горячности своей, неведомыми путями, приобрел дурную привычку клясться Именем Его Святым по поводу и без повода. И тут уж Он явил гнев Свой и наложили меня обязательство – каждая не исполненная клятва крадет у меня часть моей магии. Не силы, а именно магии. Я просто забываю о том, что знал и умел нечто важное для меня. Представляешь, насколько это мучительно? Нет? Тебе повезло...

'Жк меньше всего в этот момент был склонен думать, что ему повезло. Да и вообще думать.

Но выбора у него не было.

Налитыми кровью глазами он