Она готова помочь.

Сожрать этого наглеца. И второго тоже…

Э нет, одно дело приютская драка. Не думаю, что такое уж из ряда вон выходящее событие, и совсем другое два трупа без видимых следов смерти и Савка рядом.

А потому я вздохнул, вцепился в метлу да и, наклонив её, впечатал изо всех сил в живот старшака. А когда тот, охнув — не ожидал, скотина — согнулся, то и по затылку добавил. Руку прострелила болью, но рухнувшее под ноги тело того стоило.

Удар с ноги в голову опрокинул его на бок. И следующий пинок добил.

Надеюсь, не до смерти.

Хотя… не пугает.

— Ты что творишь! — взвизгнул второй, ломанувшись навстречу. И метла… фехтовать я не обучен, но тут она будто сама извернулась, словно тело вспомнило, выхватило какое-то единожды заученное движение, в прошлом позабытое за ненадобностью. И древко метлы вошло ровно в солнечное сплетение.

А добить я уже добил.

И не отказал себе в удовольствии добавить пару пинков под рёбра.

— Т-ты… т-ты п-шалеешь, — парень корчился на полу, захлёбываясь слюной. — Т-ты не п-нимаешь…

— Это ты не понимаешь, — я наступил ему на шею, чуть придавив горло. — Вы ж мясо…

Это не для него.

Для Савки.

— Обыкновенное тупое мясо… исполняете приказы. На большее мозгов не хватает. Но думаете, что бога за яйца ухватили. Знаешь, я ведь тебя и прибить могу. Вот… скажем… возьму камушек.

Я наклонился и, пошарив в соломе, вытащил обломок кирпича, которым дверь денника подпирали.

— И тюкну тебя в висок… сюда вот, — я аккуратно обозначил место удара, одним лишь прикосновением.

Парень затих. Кажется, он и дышать стал через раз.

— А потом камушек положу и скажу, что ты сам ударился. И все эту байку сожрут и не поморщатся.

Боится.

У страха особый запах. И тень внутри оживает, царапается. Ей хочется попробовать этот страх. Она готова поглотить и его, и самого парня, всю его пованивающую уже душонку. Тени и вправду чуют… нехорошее. А на нём, оказывается, прилично всякого.

— А знаешь, почему? Потому что я нужен. Не только Мозырю нужен. Но и ему, если вас, придурков, послал.

— Откуда ты… с чего-ты.

— Я не тупой, — говорю, глядя в глаза. Ну, надеюсь, что в глаза, потому как Савкиным зрением взгляд уловить не выходит. — Я понимаю, что и к чему… почему вам вот прежде до меня дела не было, а тут вдруг появилась. Велели, стало быть, побить, а потом и защитить.

Это снова для Савки.

Пусть наглядно увидит, как подобные дела делаются.

— Так вот, передай следующее. Если Мозырь хочет со мной дела вести, то пусть делает это чисто. А нет… к Синодникам пойду. Или вон к княгине. Баила, что мной многие уже интересовались. Охотники не одному Мозырю нужны.

Камушек я положил на грудь лежащему.

И поднялся.

— И ещё… если в вашу дурную голову придёт мысль отомстить.

А она придёт.

Это пока им страшно и непонятно, а потому страшно вдвойне, но потом они успокоятся и решат, что мне просто повезло. Что это неправильно, когда тощий малолетка бьёт тех, кто его старше и умнее.

— Так вот… побить меня вы побьете. Но не убьете. Побоитесь, потому что я Мозырю и вправду нужен. И я как-нибудь да перетерплю… но потом найду вас и удавлю. По одиночке.

Не то.

Не поверят? Или, если поверят, решат, что как-нибудь да справятся. Надо иначе… чем?

В голове мелькнула иная мысль.

— А может… может… даже не сам удавлю. Может, просто окошко у вашей кровати приоткрою. И слово шепну. Волшебное.

А вот теперь страх стал таким, что Тень просто потянулась к нему, жадно впитывая. Надо же… угадал.

— Охотники ведь не только убивать теней способны.

Пальцем в небо.

Но снова угадал, судя по тому, как старшак заелозил, задышал быстро и сипло.

— Ты… ты не посмеешь… ты…

— А не проверяй, — сказал я и руку протянул. — Вставай, давай, пока не пришёл кто…да не бойся, не трону.

Это я поспешил. Стоило прикоснуться, и его страх, приправленный ещё чем-то, потёк сквозь кожу, в пальцы, в тень, будто это прикосновение изрядно облегчило ей работу.

— Х-холодно, — чуть заикаясь, произнёс парень. А я мысленно выметерился и велел тени отступить.

— Это просто нервное. И от удара. Сосуды перемкнуло, вот руку и сводит.

Так себе объяснение, но он кивает.

И встаёт.

И смотрит… вот прям чувствую, как в башке его мысли ворочаются. Он крупнее Савки. И сильнее. И хватит одного удара, чтоб вырубить. Но… стою.

Смотрю.

Улыбаюсь. Без тени страха. С ожиданием.

— Лёнь, ты чего… — второй выползает из денника, держась за бочину. — Лёнь…

— Не, я на это не подписывался, — Лёнька трясёт башкой. — Я…

— Что тут происходит? — голос батюшки Афанасия заставляет тень прятаться, а нас троих вжимать головы в плечи.

— Ничего! — я отмираю первым. — Мне тут пришли помочь… говорят, что беспокоятся. Что я слабый, вот из христианского милосердия и…

Батюшка Афанасий слишком долго при приюте, чтобы этою лапшой обмануться. И идёт неспешно. И думаю, следы нашей драки от него не укрылись. Меня он разглядывает пристально. Потом этих двоих.

— Помочь, — произносит протяжно. — И с чего вдруг?

— Так это… — голос Лёньки звучит виновато. — Он же ж вон мелкий. И хворал ещё. И слыхал, как дядько Фёдор жалился, что болезный очень. Вот и подумали с