клубком в неудобном месте, на который не претендуют “мышиные бароны”. Самки, оставшиеся вне гнёзд, тоже держатся кучно; живётся им всё–таки получше, чем “холостякам”. “Аутсайдеры” отвратительно пахнут, выглядят жалким образом и умирают гораздо раньше, чем их гонители. Агрессивность мышей, которая, как уже говорилось, в обычных условиях способствует расселению вида, приводит к тому, что, в конце концов, на мышиной территории образуются несколько семей–старожилов, состоящих из родителей и их помёта. Остальные уходят на разведку новых территорий.

Как ни странно, в части семейных гнёзд, к которым чужой не смеет даже приблизиться, Питер Кроукрофт обнаружил взрослых самцов, уступающих по величине хозяевам. Он предположил, что пришлым самцам помог замаскироваться пропитавший их семейный запах гнезда. Учёный решил даже, что истинными отцами молодняка являются не хозяева гнёзд, а именно они, эти коварные приживалы. “Хозяева участков слишком заняты тем, что выгоняли посторонних самцов, и пренебрегали своими супружескими обязанностями”.

Между тем, садки крупных самцов на своих меньших однополых собратьев — обычное явление. Логично предположить, что в наблюдениях Кроукрофта речь идёт о самцах–гомосексуалах, у которых половая дифференциация мозга проходила на фоне дефицита андрогенов, вызванного стрессом в условиях скученности. Поэтому–то запах этих самцов вводил в заблуждение хозяев гнезда. Уместно вспомнить, что с самками, которым Ли и Гриффо (Lee C. T., Griffo W., 1973) в критический период половой дифференциации вводили андрогены, дело обстоит прямо противоположным образом: те выделяют мужские феромоны, провоцирующие агрессивность самцов.

Похоже, речь идёт о важном биологическом явлении. Оба дополняющих друг с друга процесса — гомосексуальность, вызванная сбоем половой дифференциации мозга новорождённых самцов, и потеря сексуальной рецептивности зрелыми самками — регулируют численность популяции серых мышей в условиях скученности.

Обычно численность популяции контролируют самки. От их количества и плодовитости зависит число молодняка, как бы ни были активны самцы. Эволюция дополнила этот механизм контроля особо хитрым трюком: если скученность популяции становится угрожающей, возрастает прослойка самцов–гомосексуалов, конкурирующих с самками. Попадая в семейные гнёзда, они переключают на себя половую активность мышиных производителей, снижая приплод. Если плотность популяции всё–таки превышает норму, сексуальную рецептивность теряет основная масса самок. Затем начинается падёж наименее приспособленных животных.

Биологические особенности, присущие человеку, а главное, тот факт, что он — существо мыслящее и социальное, придают человеческой гомосексуальности черты, несвойственные однополой активности животных. Люди — не серые гуси и, тем более, не мыши. Вместе с тем, не замечать универсальности механизма половой дифференциации головного мозга у животных и людей, а также отрицать возможность моделирования гомосексуального поведения в эксперименте — позиция ошибочная и неконструктивная. Различный характер поведения, свойственный представителям того или иного пола, определяется морфологическими и функциональными особенностями женского и мужского мозга. Психологические особенности человека, приобретённые в ходе его социального развития, накладываются на биологическую основу, сформированную ещё в утробе матери под воздействием зародышевых гормонов.

Глава IV. Виды гомосексуальной активности человека

Безмолвный крик желанья пленного:

“Ты кто, скажи?” — ответ: “Кто ты?”

В. Брюсов

Транзиторная гомосексуальность подростков

Напомним, что в группах “холостого” молодняка самцы стадных животных, вступая в однополые игры, постигают последовательность поведенческих реакций, которая позже понадобится им в спаривании с самками.

У людей период детства несравнимо продолжительнее, чем у животных. Возрастные этапы, когда обретается основополагающая информация о половом поведении, когда возникает способность к её эротическому восприятию и, наконец, когда становится возможной её реализация, разделены многими годами.

Раньше всего дети постигают разницу между полами, осознавая при этом свою собственную сексуальную принадлежность. Половая идентификация обычно эмоционально окрашена: малыши негодуют, если кто–то ошибается в определении их пола.

В отличие от животных, закрепляющих в памяти приёмы полового поведения с помощью сексуальной разрядки, дети, играя в “папы–мамы”, в “доктора” и т. д., обычно не испытывают полового возбуждения. Однако эти игры крайне важны для становления полоролевого поведения в будущем. Их пропуск чреват блокадой психосексуального развития и половыми расстройствам, выявляющимися по мере взросления. Активная же роль, усвоенная мальчиком в играх с детьми обоих полов, позволяет ему, порой даже вопреки его “ядерной” гомосексуальности, впоследствии реализовать бисексуальное поведение.

О характере сексуальных игр детей можно судить по статистике, полученной А. Кинси при расспросе взрослых. Насколько они могли вспомнить, такие игры со сверстниками своего пола практиковали в детстве 33% женщин и 48% мужчин; с партнёрами противоположного пола — 30% женщин и 40% мужчин.

Оценивая эти цифры, следует учесть множество факторов, влияющих на поведение детей и подростков. Важнейшим из них является половая сегрегация, когда мальчики и девочки объединяются в свои однополые группы. В компаниях девочек ведутся беседы о сердечных увлечениях, любимых артистах, тонкостях тех или иных женских занятий. Важное место принадлежит обсуждению степени “правильности” поступков общих знакомых.

“Девчонки — ябеды и сплетницы; они ничего не смыслят в мужских делах; они слабы физически и чуть что, начинают плакать”, — так считают мальчики. Подобная “идеология” и утрированно мужское поведение подростков служат важной цели — формированию мужской идентичности. По мере полового созревания мальчиков, к интересам, связанным с исследованием собственных и чужих гениталий (о взаимном рассматривании их в разнополых и однополых детских компаниях упоминают 100% мужчин и 99% женщин), присоединяется интенсивное желание сексуальной разрядки (аналог полового поискового инстинкта животных). Это время подростковой гиперсексуальности, переходящей затем в юношескую.

Понять её природу помогает эксперимент, демонстрирующий “накопление полового инстинкта” у животных. Лоренц отбирал у самца горлицы самку, регистрируя затем объекты, вызывающие токование (ритуал ухаживания): “Спустя несколько дней после исчезновения самки своего вида, самец горлицы был готов ухаживать за белой домашней голубкой, которую он перед этим полностью игнорировал. Ещё через несколько дней он пошёл дальше и стал исполнять свои поклоны и воркования перед чучелом голубя, ещё позже — перед смотанной в узел тряпкой; и, наконец, через несколько недель одиночества стал адресовать своё токование в пустой угол клетки”.

К началу пубертата половая сегрегация подростков ещё сохраняется. В процессе их эмансипации от влияния родителей, потребность в группировании становится особенно острой. Мужская идентификация закрепляется в системе ценностей гетеросексизма и потому подросткам в однополых группах присуще утрированно маскулинное поведение. Возникает противоречие: потребность сексуальной разрядки растёт, а контакты с девочками ограничены. Самый доступный способ снятия дискомфорта — онанизм. Групповая и взаимная мастурбация в этом возрасте — дело обычное.

В отличие от молодняка стадных животных, транзиторная гомосексуальная активность молодых людей — явление отнюдь не необходимое и не постоянное, но, тем не менее, достаточно частое. Кросскультурные наблюдения свидетельствуют о том, что у разных народов гомосексуальность оценивается по–разному.

Этнолог Гилберт Хердт (Herdt G. Цит. по У. Мастерсу с соавт., 1998) описал новогвинейскую народность самбия, представители которой считают её неизбежной фазой гетеросексуального созревания. Они уверены, что обрести мужественность можно с помощью лишь одного средства — юношеской