Клинические наблюдения, разумеется, не вписываются в узкие рамки экспериментальной модели, но зачастую они объясняются именно особенностями половой дифференциации мозга. Женщины, страдающие ановуляторным бесплодием, не обязательно склонны к лесбийской любви. Зато сочетание гомосексуального поведения с нарушением менструального цикла — свидетельство гормонального дисбаланса, имевшего место в периоде зародышевого развития и приведшего к сбою половую дифференцировку ядер гипоталамуса будущей женщины.

Геи (правда, не все) реагируют на введение им эстрогенов резким подъёмом уровня лютеотропного гормона (одного из гонадотропинов). У мужчин–гетеросексуалов такое же вмешательство напротив, снижает количество гипофизарного гонадотропина; оно приходит к исходному уровню лишь спустя несколько дней (Dörner G., 1978). Это доказывает, что при “ядерной” гомосексуальности могут сосуществовать оба гипоталамических центра гонадотропной регуляции — тонический (мужской) и циклический (женский).

Многие элементы полового поведения и его регуляции взаимосвязаны (тип функционирования гипоталамических центров гормональной регуляции; характер выработки феромонов; специфическая реакция индивида, связанная с их обонянием; тип сексуальной ориентации и т. д.), но в то же время они относительно независимы друг от друга. К тому же следует учитывать разницу в тяжести и в характере происхождения гормонального сбоя в ходе половой дифференциации мозга. Вариабельность всех этих факторов и их сочетания объясняет то обстоятельство, что одни и те же биологические причины могут привести к развитию различных инверсий и девиаций, таких как гомосексуальность, трансвестизм (стремление носить одежду противоположного пола), и, наконец, транссексуальность. При этом необходимо помнить, что у человека половое поведение формируется не только биологическими, но и социальными факторами, включая воспитание.

Почему отвергаются научные истины?

Учёные, исследовавшие гормональную регуляцию дифференцировки половых центров, предпочитали упорно говорить о феминизации самцов в условиях дефицита андрогенов или о маскулинизации самок, получавших мужские половые гормоны в критическом периоде половой дифференциации мозга. Такой же терминологии придерживался и Уорд (Ward I. L., 1972), получавший от беременных самок, перенесших стресс, мужское потомство, ведущее себя подобно самкам.

Дёрнер, разглядел в этих экспериментах модель гомосексуального поведения и сделал свои выводы достоянием учёного мира. Он поступил вполне логично, но, как оказалось, опрометчиво. Многие его коллеги пришли в ярость. По словам Френсиса Мондимора (2002), нейрофизиолог Роджер Горски явился на конференцию, посвящённую биологическим аспектам сексуальной ориентации, с коротким фильмом. Снятые на плёнку “мужские особи крыс бегали по маленькой клетке, обнюхивали друг друга, подёргивали усами и иногда выгибали спины. «Я представляю вам возможность решить, что может быть общего у этого с человеческой сексуальной ориентацией», — сказал он присутствующим учёным”.

Вряд ли подобные аргументы можно счесть исчерпывающими.

Важнейшим показателем полового поведения является коэффициент лордоза — процентное отношение числа лордозных реакций к числу садок. К примеру, можно сослаться на эксперименты Б. Голдмана (Goldman B. D. et al., 1972), вводившего самцам крыс в критическом периоде половой дифференциации их мозга антигонадотропную сыворотку. Достигнув зрелого возраста, животные демонстрировали половое поведение следующего типа: за 30‑минутный период наблюдения у 10 из 14 подопытных самцов коэффициент лордоза превысил 70%, в то время как среди контрольных — лишь у 1 из 14 он превысил 30%. Мог ли Горски не знать о результатах этого эксперимента, если он был соавтором Голдмана?!

Взгляды Дёрнера не вызвали должной оценки ни у психологов, ни у определённой группы врачей, ни у самих геев. Отчасти это объясняется элементарным невежеством некоторых из них (таковы “критические” замечания Деревянко, отрицающего наличие половых центров в головном мозге, или утверждения Еникеевой о различном гормональном статусе у взрослых гомо– и гетеросексуалов). Психологи же (обычно недостаточно знакомые с эндокринологией) загипнотизированы идеей, что сексуальная ориентация формируется исключительно воспитанием, половым опытом и “текущими социальными интеракциями” (Unger R. K., 1990).

Нельзя сбросить со счётов и субъективные моменты неприятия концепции, так ярко проявившие себя в выходке Роджера Горски с демонстрацией фильма — “опровержения”. Лучше всего об этом сказал Лев Клейн: “Гипотеза Дёрнера встретилась с ожесточённой критикой. Крысы и люди — как можно сравнивать! Крысы только спариваются, а человек испытывает и любовь. У крыс нет гомосексуальности, то есть изменившихся предпочтений в выборе сексуального партнёра при сохранении своего пола, у них просто изменено половое поведение в целом. Особенно возмутились организации гомосексуалов — им не понравилось товарищество “голубых крыс”, не понравилось и вообще выяснение причин гомосексуальности. Сама задача выяснения причин резонно связывается ими со стремлением предотвратить появление гомосексуальных детей, а в этом они видят проявление общего негативного отношения к гомосексуалам. Мне гипотеза Дёрнера кажется очень реалистичной”.

Чутьё не подвело Клейна, когда он вступился за Дёрнера, но, углубившись в дебри эндокринологии и эмбриологии, археолог в них запутался. Согласно его представлениям, решающую роль в формировании мозга плода по мужскому типу играют андрогены матери (а не те, что вырабатываются в яичках самого зародыша). Откуда берутся у неё мужские половые гормоны, зачем они нужны ей при стрессе и как они в этом состоянии расходуются, Клейну неведомо. Он лишь с пафосом констатирует: “Андрогены матери сгорают в топке стресса, а мозг зародыша, испытывая при этом их дефицит, формируется неправильно”.

Стресс, переживаемый беременной, действительно приводит к дифференциации мозга зародыша по гомосексуальному типу (об этом уже говорилось неоднократно). Только происходит это иначе, чем представляется Клейну, который, не разобравшись в деталях, усомнился в клиническом аспекте концепции Дёрнера, мол, “нет данных о том, чтобы все гомосексуалы прошли в утробном периоде через нехватку гормонов под действием материнского стресса или других причин, да ещё всё в узко ограниченный период”.

Оппонентом этой концепции оказался и Френсис Мондимор (2002). В своей книге “Гомосексуальность. Естественная история” он излагает сведения о разнице в строении головного мозга у мужчин, женщин, гетеро– и гомосексуалов. У него нет сомнений, что она определяется гормонами в ходе половой дифференциации мозга зародыша. Признаёт он и наличие центров, ведающих половым поведением. Остаётся согласиться с утверждением Дёрнера, что биологические корни “ядерной” гомосексуальности у людей и у экспериментальных животных одни и те же. Мондимор отказывается сделать такой вывод, приводя свою превосходную книгу к досадным противоречиям.

Мы ещё вернёмся к ключевому вопросу о том, как срабатывает дефицит (или избыток) андрогенов и эстрогенов в ходе половой дифференциации мозга, а также о том, что происходит при стрессе, переживаемом беременной. Но сначала сделаем ряд экскурсов в биологию. Ведь если критики Дёрнера ошибаются, сомневаясь, в том, что именно гормональный дисбаланс в мозге зародыша — главный биологический механизм становления гомосексуальной ориентации, то они абсолютно правы в другом: пути возникновения инверсий этим не исчерпываются. Во всяком случае, наблюдения над птицами и над животными других видов выявили другие важные механизмы, определяющие становление как нормальной, так и девиантной сексуальности.

“Я милого узнаю по походке”, или что такое импринтинг

В первую очередь речь идёт о