о реализации своего однополого влечения. 22% признались, что живут с партнёром собственного пола, но заявили, что делают это “без желания”. Что же касается ещё 1% опрошенных мужчин, то они признали свою гомосексуальную идентичность, отметив, что не реализовали однополого влечения. Наконец, 2% отнесли себя к гомосексуалам, но дали отрицательный ответ на вопрос о наличии у них как соответствующего полового поведения, так и желания.

Разумеется, у большинства лиц, практикующих заместительную гомосексуальную активность, половая роль не совпадает с половыми предпочтениями; при первой же возможности они переключаются на женщин. Но зададимся вопросом: возможно ли вступать в однополый контакт без сексуального желания? Даже если бы кого–то принудили к этому насильно, вызвав у него эрекцию под гипнозом, то и тогда речь шла бы об эротическом желании, хотя бы и внушённом. Словом, можно отметить две закономерности:

Во–первых, сам факт того, что многие мужчины охотно практикуют гомосексуальную активность, вопреки собственным половым предпочтениям, свидетельствует не только о необоримости желания половой разрядки в периоде юношеской гиперсексуальности, но и о неполноте дефеминизации соответствующих нервных центров в ходе половой дифференциации головного мозга. Разумеется, это предположение требует проверки, но априорно оно представляется вполне обоснованным.

Во–вторых, подавляющему большинству опрошенных свойствен конфликт между стремлением к однополой близости и нежеланием признаться в нём себе и другим. Часть из них не решалась реализовать своё гомосексуальное влечение из–за робости или нежелания связываться с малопрестижной прослойкой общества. Другие по механизму психологической защиты отрицают собственную принадлежность к геям, вопреки тому, что живут с партнёрами своего пола.

Итак, геями хотят быть далеко не все те, кто способен на однополую близость. Но если транзиторная и заместительная гомосексуальность легко и без сожаления отбрасываются за ненадобностью, заменяясь при первой же возможности гетеросексуальным образом жизни, то с “ядерной” дело обстоит иначе.

“Ядерная” гомосексуальность и половая конституция мужчины

Напомним: основной биологический фактор, определяющий развитие “ядерной” инверсии у мужчин — низкий уровень андрогенов, вырабатываемых зародышевыми яичками в критический период половой дифференциации мозга. К этому приводят стрессы, переживаемые беременной; её заболевания: ревматизм, токсикоз беременности, гипертония, болезни желёз внутренней секреции, а также приём женских половых гормонов и некоторых медикаментов (резерпина, снотворных, нейролептиков и т. д.). Психологические особенности, приобретённые в ходе социального развития, накладываются на биологическую основу, придавая гомосексуальному поведению человека индивидуальный характер и формируя те или иные черты его сексуальных предпочтений.

Гомосексуальность, тем более “ядерную”, как правило, ошибочно отождествляют с пассивностью и с отсутствием традиционно мужских качеств, свойственных сильной половой конституции. Подобный взгляд подкрепляется, казалось бы, и фактами, добытыми в экспериментах на животных. Известно, что дефицит андрогенов, полученный кастрацией или иным способом в критическом периоде половой дифференциации мозга, вызывает у подопытных самцов пассивное поведение феминного типа. Если же новорождённым крысам–самцам дать тестостерон, то, став взрослыми, они будут отличаться гиперсексуальностью. Чаще контрольных животных они совершают маунтинг (покрытие рецептивных самок), чаще добиваются интромиссии (введения полового члена) и эякуляции (Dörner G., 1972, 1976). Что же касается лордоза (специфического для рецептивных самок прогибания спины с отведением хвоста в сторону), то ни он, ни другие поведенческие реакции по женскому типу у них не отмечены.

Эти наблюдения Дёрнера противоречат, казалось бы, его же собственным экспериментам. Высокая доза андрогенов, введённая в критическом периоде половой дифференциации мозга, приводит животных, когда они достигают зрелости, не к гиперсексуальности, а, напротив, к снижению половой активности (Dörner G., Hinz G., 1971). Но если самцу, сразу после его рождения получившему 1 мг тестостерона, в зрелом возрасте назначить андрогены, то его поведение становится гиперсексуальным. Иначе говоря, большая доза тестостерона, полученная новорождённым крысёнком, подавляет активность его гипофиза и снижает чувствительность яичек к гонадотропину, но зато повышает активность центров, обеспечивающих мужское поведение.

Итак, высокий уровень андрогенов в головном мозге мужского зародыша предопределяет будущую гиперсексуальность мужчины и в какой–то мере даже формирует тип строения его тела. В то же время “ядерная” гомосексуальность напрямую связана с дефицитом зародышевых андрогенов. Возможно ли, в таком случае, её сочетание с сильной половой конституцией, в основе которой лежит высокий уровень мужских половых гормонов?

Чтобы разрешить подобное противоречие, необходимо сопоставить динамику процессов, происходящих в организме беременной женщины и в тканях зародыша, повторив применительно к человеческому виду то, о чём в предыдущей главе говорилось о животных.

С первого же дня существования плацента превращается в эндокринную железу, продуцирующую женские половые гормоны, а также хорионический гонадотропин (от названия одной из составных частей плаценты — хориона). Секреция же гипофизарных гонадотропных гормонов у беременной неудержимо падает, полностью прекращаясь на втором месяце (Мицкевич М. С., 1978). Динамику секреции хорионического гонадотропина у людей изучали И. С. Розовский с соавторами (1966). Пик его секреции приходится на первые две недели; высокий уровень гормона легко обнаруживается в моче женщины, что позволяет диагностировать беременность на самых ранних сроках. В конце этого периода его выработка снижается, падая к исходу второго месяца до уровня, составляющего едва ли треть от былого максимума. В самом конце беременности она вновь вырастает в десятки раз по сравнению с уровнем плато, установившимся ко второму месяцу.

Яички зародыша подчиняются стимулирующему воздействию гонадотропного гормона плаценты. Они могут быть обнаружены уже на четвёртой неделе беременности (длина зародыша в этом возрасте составляет всего 3–4 мм); тестостерон в их тканях определяется с девятой недели (Резников А. Г., 1982). Максимум секреции андрогенов приходится на период с 11‑й по 25‑ю неделю. Во время этого первого критического срока концентрация тестостерона в крови зародыша такая же, как у взрослого мужчины.

Нетрудно заметить, что первые критические сроки максимальной секреции андрогенов и гонадотропина совпадают не полностью. Это можно объяснить только одним — спад секреции хорионического гонадотропина, начавшийся с четвёртой недели, компенсируется началом работы зародышевого гипофиза. Эксперименты, проведенные Шураки на зародышах кроликов и обезьян, показали, что удаление их мозга или разрушение гипофиза приводит к резкому снижению выработки андрогенов, хотя и не к её полному прекращению (Chouraqui J. et al., 1977). Подобная закономерность характерна и для человеческого вида. Иными словами, хотя рост и развитие яичек определяется как гонадотропинами гипофиза зародыша, так и плаценты беременной, основным фактором, определяющим их функцию в ходе половой дифференциации головного мозга по мужскому типу, является развивающаяся гипоталамо–гипофизарная система зародыша. Такая закономерность, однако, носит не линейный характер.

Второй пик секреторной активности плаценты, наблюдающийся перед самыми родами, вызывает мощную стимуляцию яичек плода. Концентрация тестостерона в крови новорождённого мальчика почти приближается к максимальному уровню первого критического срока. Но, в ответ на прекращение стимулирующего воздействия материнских гормонов, яички новорождённого реагируют быстрым спадом продукции андрогенов. Через неделю после рождения уровень тестостерона снижается в 10 раз. Такой резкий перепад приводит к растормаживанию гонадотропной функции гипофиза самого