на корты пускали только мужчин. Партнер Джорджа – Джайлс Хендерсон, по прозвищу Желе, был тяжел и быстр, пусть ему уже и шел восьмой десяток. У него были короткие седые волосы и умные безжалостные глаза, и он играл на удивление ловко для человека таких габаритов. Четыре года назад он бросил Уолл-Стрит и вместе со своей второй женой, Карен (конечно, имя ее следовало произносить «Карин») купил гостиницу у дороги. Гостиница находилась в историческом здании с видом на пастбища. Еще у них была овцеферма и знаменитые обеды с ягнятиной. Если подъехать к ночи, можно было увидеть свечи в уличных светильниках, как в девятнадцатом веке, когда это была дорожная станция по пути в Олбани.

Джордж и Желе играли против двух сильных противников: Брэма Соколова, который называл себя фермером, и кардиолога на пенсии по имени Боб Твитчелл, которого все называли Док. Джордж играл хорошо. В конце концов, именно благодаря теннису он не вылетел из «Уильямса» – учился он неважно, но проявлял мастерство на корте и какое-то время участвовал в чемпионатах страны. Они с Соколовым были примерно одного возраста и легко сдружились.

Как-то в воскресенье, когда уже начало темнеть, подъехал старый зеленый «рейндж-ровер». Это были Брэм с женой – Джордж вдруг вспомнил, что ее зовут Джастин. Она была доцентом в Сагино и ткачихой, и они познакомились в день, когда он проходил собеседование. Брэм был одет не для тенниса и казался каким-то растрепанным в мешковатых брюках, старой футболке и старых ботинках фирмы «Стэн Смит». Джастин была сложена как крестьянка с картины Курбе[49], с тяжелыми чертами, ее отличала уверенность, присущая тем, кто работает руками.

Они поднялись на крыльцо. Брэм нес два хлеба, он держал длинный багет, словно винтовку, а круглый каравай – под мышкой.

– Ну, здрасте, – сказал Джордж. – Добро пожаловать.

– Все хорошее бывает парами, – сказал Брэм. – Вы же знакомы с Джастин.

– Конечно. – Он пожал ее теплую руку. – Рад видеть.

– Взаимно, – сказала она с улыбкой. – Мы вот решили заскочить.

– Заходите, выпьем. Кэтрин как раз укладывает Фрэнни спать.

Они вошли и последовали за ним на кухню, где он нашел бутылку джина и лаймы.

– Вино у нас тоже есть.

– Вино – замечательно, – сказала Джастин.

Брэм предпочел джин.

Джордж был рад услышать, что Кэтрин спускается по лестнице.

– Я вроде как голоса услышала. Какой приятный сюрприз!

– Такое тихое место, – сказала ей Джастин. – Я всегда хотела побывать внутри.

Они прогулялись по гостиной и кабинету Джорджа.

– А, у вас есть пианино. Вы играете?

– Так себе, – сказала Кэтрин.

– Она такая скромная, – сказал Джордж.

– Они оставили его – те, прежние жильцы.

– Хейлы, – пояснила Джастин. – Бедная Элла.

Жена Джорджа чуть побледнела.

– Вы ее знали?

– Немного. Она была настоящая красавица.

Вдруг стало очень тихо.

– Можем выйти на улицу, если хотите, – предложил Джордж.

Тогда Кэтрин словно вспомнила о хороших манерах.

– Да, там терраса. Я принесу вам поесть.

– Не беспокойтесь. Мы просто зашли поздороваться.

Но Кэтрин уже исчезла на кухне. Они сидели и ждали на террасе в лучах вечернего солнца, пока она не принесла поднос с сыром, оливками и багетом Брэма, который они разрывали руками.

– Чудесный хлеб, – сказала Кэтрин.

Брэм улыбнулся.

– Мой собственный рецепт.

– Он настоящий человек Возрождения, – сказала Джастин.

– Я недавно занялся хлебопечением. Раньше был бухгалтером, потом просто понял, что больше не могу этим заниматься.

Джордж на миг посмотрел в глаза Кэтрин. Он знал, что она не одобряет людей, которые бросают работу, как только могут себе это позволить. Трудно возвыситься в глазах его жены тем, что ты богаче самого Господа.

– Теперь он пишет роман.

– Честолюбивый замысел, – сказал Джордж. – О чем же?

– Понятия не имею.

– Звучит многообещающе.

Джастин спросила:

– А вы чем занимаетесь, Кэтрин?

– Я домохозяйка.

Джордж почувствовал вызов в ее тоне. Она посмотрела на него и улыбнулась, и его это тронуло.

– Она прекрасная мать, – отметил он.

– Как мило.

– У вас есть дети? – спросила Кэтрин.

– Нет… А я ткачиха.

– В городе есть магазинчик, – сказал Брэм, обмениваясь с ней улыбками. – Там продают ее изделия, очень красивые.

– Нужно будет заглянуть, – сказала Кэтрин.

– Вам не нужно ничего покупать. Вообще-то я бы с радостью сделала бы для вас шарф. Вы какой цвет любите?

– Думаю, синий. Но и куплю с удовольствием.

– Не надо. – Она подалась вперед и взяла Кэтрин за руку. – Мы подружимся.

Его жена покраснела, глаза ее сияли.

– Буду рада.

– А еще Кэтрин художница, – сказал он, почти извиняясь. Он кашлянул. – Она профессиональный реставратор.

– Впечатляет, – сказал Брэм.

– Ну, я не закончила учебу. – Кэтрин выпрямилась. – Я ушла…

– В смысле вы не окончили университет? – перебила Джастин.

– Да, родилась Фрэнни. – Она смущенно помотала головой. – Мы поженились.

«Какое поражение», – подумал он.

– Вы же всегда можете вернуться, – заметила Джастин.

– Кэтрин реставрирует фрески. Она работала с известными архитекторами.

– Я как правило отмывала за ними кисти.

– Это стало совершенно особой нишей, – добавил он.

– Отмывать кисти? – спросила Джастин.

– Нет, – сказала Кэтрин. – Писать Иисуса. Джордж прав, это моя ниша.

Они с Джастин переглянулись. «Это их тайный язык», – подумал он. Многозначительная тишина колоколом звенела в ушах.

– Вы очень религиозны? – осторожно спросила Джастин, будто Кэтрин была чем-то больна.

– Мы агностики, – пояснил Брэм. – Ну… то есть она. Я иудей.

– То есть, – пояснила Джастин, – мы едим бейглы[50] по воскресеньям и раз в год брискет[51], на праздниках. Он готовит отличный брискет.

– Мы католики, – сказала Кэтрин.

– В теории, – сказал Джордж. – Я отказываюсь связывать себя с какой-либо конфессией.

Она пригвоздила его взглядом.

– Мы растим дочь католичкой.

– Это неофициально, – сказал он – вот как они свернули на эту тему? Да, она в последнее время увлеклась этим. Она хотела водить Фрэнни в церковь, он был против. Он перерос религию, как тесный костюм. Все ненадолго умолкли, неудовольствие его жены было очевидно. Он изучил взглядом Джастин и Брэма, ожидая чего-то вроде осуждения, но они никак не отреагировали. – Думаю, я просто не доверяю ничему, что именуется «организованным». Возможно, я предпочитаю хаос.

– Милый, – сказала Кэтрин, – ты же знаешь, это не так.

Он продолжал – хотел сказать, хотел, чтобы она услышала. Ее слепое благочестие не только выглядело постыдно, оно делало ее какой-то заурядной.

– Думаю, все зависит от того, из какого пруда пить.

– Верно, – сказала Джастин, – там много показухи. Но каждому свое.

– Это личный выбор, – подчеркнула Кэтрин.

– Разве вам не нравится? – Джастин посмотрела прямо на Джорджа, и он почувствовал, что они поняли друг друга.

– Хотите еще выпить? Брэм?

– Вино не холодное, – пожаловалась его жена.