Оба явились в Управление, где их ждали с докладом. После Максим Гордиенко остался в красках расписывать, а Игнат, взяв со стоянки свою машину, поехал к Даше. Но, согласно плану Глеба, все должно было закончиться даже раньше, чем он доберется.

* * *

Постепенно стемнело, и наступил поздний вечер, Даша как неприкаянная бродила по квартире, пыталась читать, фильм смотреть какой-то. Все без толку. Буквы сливались, а происходящее на экране просто не отпечатывалось в мозгу. Сашка с ноутбуком сидел в кухне, ему было куда лучше — играл онлайн. Мелкий предатель Брут дрых у него на коленях.

Когда Даша в очередной раз вплыла в кухню в состоянии нервической полупрострации, не утерпел, рявкнул:

— Хорош нервничать! Иди уже, ляг и попробуй спать.

Видя, что она аж зеленая от волнения, смягчился:

— Иди, Даш. Как будут новости, я тебе сразу сообщу.

Она ничего не ответила, только жалостно вздохнула. Саша сделал грозные глаза и доминантским (в его представлении) голосом велел:

— Малинина. Спать.

Несмотря на дикую нервозность, ей стало смешно. Забрала у него сонного Брута, ушла в свою комнату, прилегла. И, как ни странно, заснула.

* * *

А люди Солодухина, подгоняемые справедливым опасением, что их выгонят взашей, после того, как они про***ли шефа, бросились пытаться как-то исправить ситуацию. Искать похищенного все равно что иголку в стоге сена, вернее, еще хуже — в огромном мегаполисе. Однако кое-какие мысли появились.

Аппарат, с которым Солодухин вел контакт. Отследить аппарат, все-таки взять девчонку, а потом обменять их. Сложно, хлопотно, но возможно. Навигатор, забытый впопыхах выдал местонахождение в одном квартала от торгового центра. Вся бригада немедленно рванулась туда.

Когда они добрались до места, телефон действительно был там. Лежал в урне на перекрестке. Как заметил один из них:

— Хорошая мысля приходит опосля. Вот если б сразу…

На что второй, куда более скептически настроенный, ответил:

— Как пить дать, его гэбисты взяли. Считайте, что нам повезло. Поиски надо начинать заново.

Это означало, что придется таки перерыть весь мегаполис.

* * *

В оперативную машину тогда вместо Игната и Максима поднялся Глеб. Обменявшись с ребятами кивком, устроился на сидении, бесшумная Марта на полу рядом с ним. Фургон попетлял еще немного, потом остановился у распахнутых ворот пустого ангара на заброшенной металлобазе. Навстречу им изнутри моргнули фары. Там их уже ждали Надежда с фотографом Васькой Петровым. Тот вызвался поучаствовать сам, не каждый день выпадает возможность поучаствовать в подобном деле. Эксклюзивные снимки. Адреналин. И другу помочь.

Фургон заехал внутрь. Ворота закрылись.

* * *

С того момента, как его внезапно скрутили, ослепили и обездвижили, для Евгения Петровича время потекло будто в другой реальности. Потому что это и впрямь была иная, невероятная реальность. Невозможно было поверить, что такое происходит с ним.

Но оно происходило! Здесь и сейчас!

И каждая секунда его скрюченного пребывания в том гробу, куда они его засунули, приносила все больше убежденности. Но где-то в глубине пульсировала истерическая надежда, что это просто сон. Просто сон! Сейчас он проснется, и все будет нормально. Но сон продолжался, кошмарный сон продолжался! И всепобеждающий страх просачивался в его сознание.

Сквозь стенки ящика, в который его упаковали, проходили звуки. Он слышал короткие переговоры, слышал шум мотора, ощущал, что машина движется. но даже его обостренный страхом слух не мог различить смысла фраз, что там произносились. Возможно, смысл оставался непонятен, потому что велись кодированные переговоры, а может, просто стресс мешал мыслить? Трудно сказать. Но полная беззащитность и уязвимость была ужасна, и паника набирала обороты.

Машина делала остановки несколько раз, ему уже стало казаться бесконечным это вечное движение. И тут наконец автомобиль остановился окончательно. Он понял это по тому, что ящик с ним подняли и вынесли куда-то.

Приехали. От осознания этого сердце заколотилось с удвоенной силой. Солодухин примерно понимал, что его похитили с какой-то целью. И раз не убили сразу, значит, будут требовать выкуп, или что-то в этом роде. Это давало надежду, он даже готов был торговаться, хоть и страшно было до ус*ру. Но это все-таки напоминало деловые переговоры.

Но кто? Кто? Пока ящик вскрывали, он усиленно перебирал в мозгу, когда кому из криминальных авторитетов (ибо больше некому такое вытворить!) дорогу перешел, с кем теперь придется иметь дело, заранее пытаясь обдумать, что говорить. Кто-то развел его как пацана. И этот кто-то был слишком хорошо осведомлен о его планах. Значить предатель в его ближайшем окружении?! О, сейчас он клялся себе, что если выберется отсюда, пустит говнюка на колбасу. Впрочем, следовало еще выбраться, а для этого надо собраться и соображать быстро.

Внутри ему было душно, от страха Евгений Петрович вспотел как мышь, а отвратительная липкая лента, закрывавшая пол лица, причиняла ему даже больше неудобства, чем связанные и затекшие к чертям руки и ноги. Между тем, ящик споро вскрыли, он сразу почувствовал прохладу снаружи.

Началось. Теперь то он узнает, в чем дело.

Из ящика его вытряхнули, взрезали часть опутывавшего его скотча и поставили на колени. Руки так и остались стянуты за спиной, липкая лента по-прежнему закрывала рот и глаза. Оказавшись на земле, он невольно поежился, новая волна страха поползла по позвоночнику. Время словно остановилось.

Какое-то время ничего не происходило, он слышал возню, шаги. И ничего.

Почему?

Почему?? Почему они ничего не…

В этот момент произошли две вещи. Кто-то, подошедший сзади отодрал липучку, которая закрывала глаза. Больно! Наверняка он оставил на той гадкой ленте часть своих ресниц и бровей. Но в тот момент Солодухин боли не почувствовал. Он получил возможность видеть.

Взгляд его сразу же охватил темное пространство заброшенного цеха, это только добавило паники. потом остановился на человеке что приближался к нему спереди, медленно ступая по усыпанному строительным мусором полу.

Высокие шнурованные ботинки, здоровенная овчарка рядом.

Адуховский…

Евгений Петрович онемел, глядя на него застывшими от ужаса глазами.

Тот приблизился, спросил ровно, негромко:

— Ты утверждаешь, что я садист?

Солодухин тут же затряс головой, пытаясь отрицать. Глеб Адуховский чуть заметно усмехнулся углом рта, проговорил ласково:

— Ты прав. Я садист.

глава 18

Что такое настоящий страх, Евгений Петрович понял только сейчас. То, что Адуховский садист, раньше было для него чем-то абстрактным, он воспользовался этими сведениями, не придавая особого значения. Чтобы попугать глупую маленькую девчонку. Но теперь, когда в темном заброшенном ангаре, все стало жуткой