не думала о детях, когда пришла к Игорю в том, в чём была — в простом домашнем платье, в котором вышла к обеду, а получилось — к ссоре с родителями. Ушла, в чём была, мне ничего и не нужно было, только он, мой Игорь, мой Роом-Шанд, вдохновенный музыкант и чудовищный шутник.

Я так и сказала, когда нашла его в городском особняке: «Я пришла почти голая. Примешь?» Игорь принял. Безо всяких условий, без упрёков или оговорок. Улыбнулся своей кривой наглой улыбкой, спросил: «Голой? А если проверю?» Сграбастал в объятия и повторил то, что совсем недавно сделало меня из несведущей и глупой девчонки женщиной.

А потом... потом он взял скрипку, а я сидела у его ног, обнимала его колени и слушала. Он сын бога, не иначе, если умеет так играть! Он просто сын великого и могучего бога! Я слушала, и счастливее меня на свете не было никого.

Я жила с ним, ни о чём не думая, ни о чём не переживая, жила как верная подруга, как любовница, как товарищ во всех его сумасшедших выходках, принимая всё и со всем соглашаясь. Разве что приступы его жестокости мне трудно было выносить.

Что может сделать слабая женщина, если перед ней теряющий рассудок яростный зверь в человеческом обличии? Ничего. Но я была тем единственным в этом мире, кто помогал Игорю оставаться человеком, сдерживать зверя, брать над ним верх.

Я одна могла гасить его ярость и жестокую беспощадность, могла отвлечь, увлечь чем-то другим, уберечь от ошибки. Порой мне дорого это обходилось, и вскоре я уже хорошо разбиралась в разного рода домашних средствах от ушибов, растяжений и синяков. Сломанными руками, вывихнутыми суставами и другими, более существенными повреждениями занимался лекарь, что состоял на службе рода Роом-Шанд, и молча делал свою работу, не смущаясь и не пряча глаза.

Да, Игорь не предсказуем, и может устроить всё что угодно.

А я беременна. Что делать с этим? Как быть?

Ребёнок может разлучить нас. Представила себя с огромным животом, машущей вслед Игорю, скачущему поразвлечься с друзьями. Представила, что он может устроить, если меня не будет рядом, и прикрыла глаза. Ребёнок не нужен. Он нам не нужен ни в коем случае.

Но первенец!.. Я не первый ребёнок, потому во мне и магия слабая. А вот Игорь... Он наследник, у него магия всего рода, а этот ребёнок, сын — его продолжение в веках. И я обязана сказать, я не могу скрыть это от Игоря. И родить нового наследника Роом-Шандам тоже, наверное, обязана...

Я представила, что держу на руках крошечного человечка. У него маленькие, но чётко очерченные губы, нижняя крупнее верхней, брови вразлёт, мягкий пушок того медового оттенка, что так характерен для мужчин рода Роом-Шанд.

А потом представила, что этот малыш уже чуть-чуть подрос, и крепкие загорелые руки Игоря со светлыми волосками, держат его над головой. И малыш смеётся, Игорь тоже хохочет, подхватывая смех ребенка.

И моё сердце согрелось. И улыбка растопила тот лёд нежелания и страха, покрывшего мою душу, страха стать матерью.

И я, конечно, рассказала, поделилась радостью.

Игорь воспринял новость о моей беременности скептически. И не обрадовался. Вернее, просто промолчал. Ни словом, ни даже жестом не дал понять, как относится к новости.

Я растерялась. А Игорь схватил меня в охапку и до боли сжал мою талию.

— Лёлька, Лёлька... — шептал, глядя мне в глаза и что-то в них высматривая. Но, видимо, так и не высмотрел. Оттолкнул, отвернулся. — Иди пока, отдыхай.

Зачем отдыхать? От чего отдыхать? Раннее утро, я даже переодеться из пеньюара не успела, так хотела его обрадовать.

Да, похоже, не обрадовала. Но задуматься заставила.

А у самой перед глазами всё стояли сильные мужские руки, загорелые, со светлыми волосками, подбрасывающие в воздух карапуза со счастливым личиком и заливистым смехом.

Я закусила губу и пошла одеваться. Он, как и я, подумает. Подумает и потом, как и я, обрадуется. Просто позже.

Завтрак с непривычно задумчивым Игорем прошел в молчании, потом была верховая прогулка. И здесь он, наконец, стал тем Игорем с шальным от встречного ветра и солнца взглядом, с широкой счастливой улыбкой, тем, которого я знала и которого любила до боли в сердце и замирающего дыхания.

И на душе у меня полегчало. Значит, он принял решение, и оно будет хорошим.

Я скакала рядом и радовалась солнцу, небу, весне и моему любимому прекрасному гению, моему Игорю.

И когда мы вернулись, счастливая улыбка не сходила с его лица. Отдав повод одному слуге, другому крикнул: «Спроси там у лекаря, если готово, пусть в покои несут».

И когда мы вошли в его комнаты, там уже ждала служанка с разносом, на котором стояли глиняные кувшин и чашки. Игорь налил питьё, пахнущее травами, и отдал толстостенную коричневую чашку мне.

— Пей! — улыбнулся ласково.

— Что это? — улыбаясь в ответ, я принюхалась. И спросила лукаво: — А сам почему не пьёшь?

Его улыбка перестала быть ласковой.

— Я решаю твою проблему, — сказал жестко. И губы скривил. Но это была не та кривая нахальная улыбка, которую я знала и любила. Это был какой-то брезгливый оскал.

— А какая у меня проблема? — спросила, чувствуя, как закручивается в душе дурное чувство.

— Твой плод, — Игорь казался сейчас спокойным и даже отстранённым.

— Это наш плод, — я отставила чашку на столик. — Давай поговорим.

Он смотрел на меня, и в его глазах медленно, очень медленно разгорался огонёк бешенства.

Молчал.

Ну хорошо, начну я. Я ведь успею сдержать эту волну его гнева?

— Это мой первый плод. И твой тоже. Ты же знаешь, он соединяет в себе нашу магию. Не скажу, что я счастлива, — взгляд Игоря чуть оттаял. — Но это достояние твоего рода. Я не могу выбросить подарок, который принадлежит не мне. Это подарок тебе.

Чашка снова переместилась со столика в мою руку.

— Раз тебе это самой не нравится, пей.

— Игорь? — тихо спросила я, пытаясь понять, что происходит.

— Пей, с..ка! — заорал он, и в глазах заполыхали бешеные огни, а потом в сторону: — Сюда!

Меня схватили чьи-то руки. Ещё кто-то насильно открыл мне рот, а такая знакомая загорелая рука со светлыми волосками зажимала мне нос, чтобы я глотала — это Игорь вливал отвар из чашки.

Я плакала, захлёбывалась слезами и отваром,