Не уверена, сколько именно калорий мы сожгли, но, думаю, что очень много. Мы оба вспотели, и я понимаю, что умираю от голода.

— Это было… — девяностокилограммовая куча живого веса выдыхает мне в шею.

— Сексффектно, — смеюсь я.

Его тело трясётся от смеха, и я чувствую, как он кивает. Поток воздуха проникает в мои лёгкие, когда он отрывается от моего тела. Я едва могу пошевелить ногами. Думаю, они надолго приняли форму его бёдер. Его сексуальная, с перекатывающимися мышцами, задница медленно направляется в ванную. Тупая улыбка, кажется, навсегда прилипла к моим губам. Лотнер возвращается в спальню уже без презерватива.

— Я умираю от голода, но не думаю, что у меня хватит сил спуститься вниз и добыть себе хоть какой-то еды, — жалуюсь я, беззастенчиво валясь голой на постели и едва двигая конечностями в этом хаосе из простыней и одеял.

— Хмм, это может быть проблемой, — соглашается он, усевшись на краю кровати спиной ко мне.

Я не могу побороть желание и ласкаю пальцами его чётко очерченные мышцы.

— Проблемой?

Он поворачивается с дьявольской улыбкой на лице и бросает пакетик из фольги на подушку.

— Да… проблемой. Я ещё не закончил с тобой, — его сильные руки сажают меня на его колени.

Мы сидим лицом к лицу, мои глаза расширяются от возбуждения.

— Нет?

— Даже и близко не закончил.

Голодные игры окончены. У меня пир в виде Лотнера на протяжении почти двух часов. А сейчас я стою у входной двери в длинной футболке со спутанными после секса волосами. Прощание — это отстойно, но я должна привыкнуть к этому.

— Погладили уже халат к своему первому дню, доктор Салливан?

Он проводит большим пальцем по моей нижней губе и улыбается.

— Что-то вроде того.

— Так, что… мы увидимся прямо перед тем, как мне нужно будет уезжать, да? — я пытаюсь скрыть нервозность или отчаяние в голосе, но как обычно проваливаюсь в этом.

— В любом случае, у меня будет несколько свободных часов. Куда ты отправляешься дальше?

— В Париж.

Та безжизненность в моём голосе… её не должно быть там. Я мечтала полететь в Париж и посетить Лувр с тех пор, как побывала на первом уроке искусств в старшей школе. Чёртов Лотнер, который притупил мой энтузиазм.

Он приподнимает мой подбородок.

— Я рад за тебя. За год ты бываешь в стольких местах, сколько некоторые не увидят за всю свою жизнь. Уверен, твоя мама гордилась бы тобой.

Я закусываю дрожащую губу и киваю.

— Я позвоню тебе, — и он прижимает свои губы к моим.

— Пока, — я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, борясь за то, чтобы сохранить самообладание.

Я не могу отлепить глаз от двери. Даже после того, как его фары скрылись в ночи, я продолжаю пялиться в темноту.

ГЛАВА 9

15 июня 2010 г.

Если и можно было придумать более сладкую ночь с привкусом горечи, то это определённо была бы прошлая. Сделано миллион фотографий с Лотнером и со мной. На них мы лежим голые в постели. Хоть фотографии и сделаны со вкусом, но на них нужно поставить рейтинг PG. Половина фотографий — наши общие селфи. Думаю, мне удалось сфотографировать едва ли не каждый мускул на его теле. Они бы неплохо зашли, как стоковые фотографии для веб-сайтов, как я и делала раньше, но эти я продавать не собиралась. Они предназначены только для моих глаз.

Я нахожусь в раю голубых ирисов, перелистывая фотографии на компьютере, пока Сворли загорает на полу у окна, где солнечные лучи светят на эту измотанную дворняжку. Наша пробежка на три мили оказалась именно тем, что нам было нужно. Сегодня утром у меня немного ноют мышцы, а моя девичья часть тела чувствует себя так, словно ею кое-кто восхитительно злоупотребил. Нравится мне это или нет, но у неё намечается много отдыха и свободного времени. Аспирантура Лотнера требует много сил и времени… которое не на нашей стороне.

— Эй, Сэм! — кричит Эйвери, стоя у входной двери.

— Я здесь, Эйв, — отвечаю я ей, сидя на кухне за столом.

Она порхает, словно грациозная лань. Глаза светятся, глуповатая улыбка занимает половину лица.

— Сидни…

Я с подозрением выгибаю бровь. Эйвери никогда просто так не называет меня Сидни. Что-то случилось.

— Я влюбилась.

КАКОГО Х…

— Лучше бы тебе сейчас говорить о какой-нибудь сумочке или обуви, а не о…

— Кейден, — вздыхает она и прикрывает глаза.

— Сегодня понедельник, Эйвери. Ты с ним даже и двух дней не знакома. Ты бредишь, — прогоняю я её помешательство и продолжаю листать фотографии.

Она резко раскрывает глаза, а затем прищуривается, хмуро смотря на меня.

— Нет, не брежу.

Она подходит ко мне сзади и заглядывает мне через плечо.

— Твою мать! Это что…

— Ничего, — я резко захлопываю крышку Макбука.

— О… Боже… мой. Это фотографии Лотнера, — бормочет она. — Вот, кто у нас бредит кем-то, Сэм.

Я отщипываю виноград, стоящий в холодильнике, и закидываю в рот.

— Я не влюблена, — отрицаю я.

— Именно поэтому ты и бредишь. Ты нашла «того самого», но слишком слепа и упряма, чтобы увидеть это.

— Заткнись, Эйв. У него сегодня начинается аспирантура, и я уезжаю через пару недель. Я даже не уверена, что увижу его снова.

— Боже, Сэм. Да, у него сегодня начинается аспирантура, но его же не в армию забирают. Ты увидишься с ним снова. И к тому же, ты отходишь от темы.

— Какой? — раздраженно спрашиваю я.

— Что ты влюблена в Лотнера.

Я начинаю говорить, но Эйвери качает головой, выставив указательный палец вверх.

— Нет, нет, нет… дай мне закончить. Сэм, ты не можешь винить судьбу точно так же, как и не можешь контролировать её. Ты бы могла найти работу в Лос-Анджелесе, поближе ко мне, но позвонила тётя Элизабет и эта работа свалилась к тебе на голову. Судьба. А затем так вышло, что Лотнер появился здесь по ошибке! Судьба. И он идеален для тебя. Он образован, атлетичен. Он забавный и чертовский сексуальный… и он обожает тебя. Это судьба, Сэм. Ты не можешь распланировать всю свою долбаную жизнь. Нам просто не предназначено Вселенной контролировать это.

Про себя я отсчитываю часы, когда Эйвери сядет в свою машину и поедет обратно в Лос-Анджелес.

— Ты действительно надеешься, что я буду прислушиваться к мнению девушки, у которой отношения длились не дольше недели и которая десять минут назад ввалилась в дом,