ее руки, чувствую, как напрягается ее спина при каждом судорожном вдохе. Запах крови слабый, но я так привык к нему, что почти не замечал. Почему это так сильно ее беспокоит?

Когда ее дыхание сбивается на звук, похожий на начало всхлипа, я понимаю, что что-то очень не так.

— Пэйдин, — мягко говорю я. Вкус ее имени опьяняет. — Пэйдин, ты меня слушаешь?

— Когда это я, — выдыхает она, — слушала тебя?

Я улыбаюсь сам себе. — Твои колени прижаты к груди?

— Что? — хмыкает она. — Да. Да, мои колени прижаты к груди.

— Хорошо, — медленно произношу я. — Я хочу, чтобы ты хоть раз в жизни послушалась меня и положила ноги на пол. Раздвинь их как можно шире.

— Зачем мне…

— Слушать, помнишь?

Ее дыхание дрожит, руки вспотели, когда она скользит ногами по камню. — Теперь, — медленно говорю я, — я хочу, чтобы ты увидела, сколько у тебя места. Эта камера гораздо больше, чем ты думаешь. Мои ноги тоже лежат на земле.

Ложь. Мои колени прижаты к груди, и я смотрю в каменную стену.

— Чувствуешь, сколько у тебя места? Эта камера достаточно большая, и она не станет меньше. — Я сглатываю и переплетаю ее пальцы со своими, чувствуя, как ее дыхание сбивается от внезапного прикосновения. Но потом ее дыхание замедляется у меня за спиной, а ее рука сжимает мою, как якорь от беспокойных мыслей.

— Лучше? — спрашиваю я, тяжело дыша.

Я чувствую, как она кивает. — Лучше.

Между нами повисает тишина. Она опускает голову мне на плечо. Все мое внимание сосредоточено на том, как ее пальцы ощущаются между моими. Это абсурд.

Отдаленный звук стучащих ботинок заставляет ее вырвать свою руку из моей хватки.

Хорошо. Отлично. Я рад, что с этим покончено.

Мужчина, который появляется возле наших решеток, кажется мне смутно знакомым: его седые волосы собраны в хвост, а кустистые брови нависают над черными глазами. Но когда я чувствую, как позади меня напрягается Пэйдин, я понимаю, почему я его узнал.

— Рафаэль, — вздыхает она. — Значит, за всем этим стоит твоя жадность?

Он раскрывает объятия, словно приветствуя старого друга. — Да ладно, ребенок. Разве ты можешь винить меня? Никто не смог бы пройти мимо цены за твою голову. — Он переводит взгляд на меня. — А то, что я могу получить за вас обоих, просто немыслимо. Даже я бы не отказался ступить в Илью за то золото, которое я получу за вас двоих.

— Как ты вообще нас нашел? — выдавливает Пэйдин. Воздух постепенно сгущается от дурного запаха, который внезапно доносится до нас.

Рафаэль невозмутимо продолжает. — Я расставил своих людей по всем окрестностям города, чтобы следить за тобой на случай, если ты когда-нибудь сбежишь от своего принца. — Его улыбка задорна. — Но вместо этого ты привела его с собой.

Выражение лица Пэйдин заставляет его нахмуриться. — О, не принимай это на свой счет, Тень. Возможно, ты принесла мне много серебра на ринге, но еще больше я получу за то, что верну тебя в Илью.

Он на мгновение отходит, чтобы взять блюдо с соседнего стола. — Я решил принести это тебе лично. — Он отпирает дверь камеры ржавым ключом и, наклонившись, ставит перед нами металлический поднос, наполненный кусками черствого хлеба. — В благодарность за то, что ты нашла дорогу ко мне.

— Спасибо, но я сомневаюсь, что смогу проглотить что-нибудь с таким зловонием, — практически кашляет Пэйдин.

— А, — кивает Рафаэль, — это канализация под нами. — Он кивает на решетку в нескольких футах дальше по коридору. — Канализацию заполняют и промывают каждые несколько недель. К счастью для вас двоих, похоже, что очень скоро они именно это и сделают. — Он улыбается, когда за ним закрывается дверь. — Надеюсь, тебе понравится твое недолгое пребывание в лучшем городе Дор. — Затем он кивает в сторону тарелки с черствым хлебом. — Весело проведите время, придумывая, как это съесть.

Его шаги становятся все мягче, когда он идет по коридору. Я кашляю, пытаясь прочистить горло от густого воздуха, грозящего мне удушьем. Пэйдин кладет голову мне на плечо, заставляя меня снова обратить на нее внимание, и говорит: — Нам нужно убираться отсюда.

Я киваю, прежде чем опустить голову на ее макушку. — Я ни за что на свете не вернусь в Илью в качестве пленника. — Одно это может разрушить репутацию, которую я тщательно создавал с самого детства. Каждый выполненный приказ, каждая выполненная миссия, каждая смерть от моей руки — совершенно бесполезны. Возвращение с выкупом за мою голову выставило бы меня хуже, чем слабым, более жалким, чем смерть во время миссии. Это просто не вариант.

— Хорошо. — Ее голос отстраненный, решительный. — Есть идеи, Принц?

Глава 24

Китт

В мою дверь стучат.

В мою дверь постоянно стучат. Всегда слуга, или Имперец, или кто-то еще стучит по дереву и просит моего внимания.

Жизнь короля, я полагаю.

Я провожу рукой по усталому лицу, затем по смятой рубашке, прежде чем вспомнить о своих чернильных пальцах.

Я не похож на короля.

Я похож на мальчика, который пытается заполнить мужские ботинки, сидя в кресле, которое поглощает его целиком. Живя в королевстве, полном людей, которым я боюсь противостоять.

И все же, несмотря на все это, я притворяюсь. Притворяюсь, что знаю, как жить по-королевски.

— Входите.

В ответ раздается скрип петель и мягкие шаги по потертому ковру. Я поднимаю взгляд от бумаг, захламляющих каждый сантиметр стола. Мужчина медленно закрывает дверь, каждое движение спокойное и продуманное.

Не слуга. Не Имперец. Не кто-то, умоляющий меня о внимании. На самом деле, я не могу представить его в подобном качестве.

— Черт, неужели уже полдень? — Я трясу головой, пытаясь очистить стол от чернильной каши.

— Ну, трудно следить за временем, когда эти шторы всегда закрыты, — говорит он, кивая на задрапированное окно.

— Ты знаешь, почему я держу их закрытыми, — вздыхаю я, жестом приглашая его сесть. — Мне не нужно, чтобы слуги глазели на мое окно со двора. Слухов и так хватает.

— Не зря, — мягко говорит он таким тоном, что трудно понять, ругает он меня или нет.

Он так умеет обращаться со словом. Он достаточно уверен в себе, чтобы говорить тихо, потому что знает, что все наклонятся, чтобы послушать. Каждое слово обдуманно, деликатно и требовательно.

— Ты еще не выступил перед своим народом, Китт. — Его бледно-голубые глаза пронизывают меня насквозь и ищут далеко за пределами моего взгляда. — Если ты не дашь им повод для разговора, они придумают свою собственную версию истории.

— Да, спасибо за мудрый совет, — бормочу я, уже слышавший