живую форму.

— Это блокада, — сказал Кастиан тусклым голосом. — Я не подумал. На некоторых демонов она действует куда сильнее и с большего расстояния, чем на людей.

Ясно. Большая Пещера отпадала.

Я потянулся к Корневой Башне, готовый обменять этот секрет на наше спасение… Безрезультатно. Словно что-то отрезало ее от меня, как тогда, в Городе Мертвых.

— Ну что, Рейн, — Кастиан посмотрел на меня с кривой усмешкой, — ты вчера упоминал, будто видишь душу города. Может, хоть она выведет нас из-под блокады?

Судя по тону и выражению лица, это был не реальный вопрос, а попытка пошутить, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей о грозящей гибели, но я действительно задумался. Когда я сказал Кастиану, что во время прогулок по столице вижу «душу города», это было попыткой для меня самого объяснить ощущение чего-то живого и разумного, чего-то куда бо́льшего, чем отдельные человеческие жизни. Это ощущение было не таким явным и ярким, как облако тихой радости, которое нависало над Броннином во время фестиваля Небесных Лисиц. Оно было размытым, еле уловимым. Но все же оно было.

Только вот я понятия не имел, как с этим «чем-то» общаться и возможно ли это вообще.

С другой стороны, что я терял?

Попытка задать вопрос «ощущению» со стороны выглядела бы, наверное, забавно. Хорошо, что никто не мог этого видеть — все происходило у меня в голове.

И ответ, на удивление, пришел — такой же размытый и еле уловимый, как само «ощущение».

— Туда, — сказал я, показывая на узкий проход между домами, который, по всем признакам, должен был закончиться тупиком.

Кастиан заморгал, открыл было рот, но ничего не спросил. Лишь встряхнул головой и зашагал в указанном направлении.

Проход действительно закончился тупиком, причем таким, куда не выходило ни единого окна соседних домов, но ответ «души города» продолжал звучать у меня в голове и указывать направление.

Я остановился перед тем, что казалось глухой стеной. С соседних крыш на нее свешивались многочисленные зеленые стебли ползущего плюща, и я начал методично отодвигать их один за другим и простукивать камень.

Под третьей группой стеблей звук от удара оказался совсем другим, пустым и гулким.

Это был не камень. Это был картон, искусно покрытый неровной глиной и покрашенный в цвет камня. Картон, а за ним пустота.

— Это даже не магия, — пробормотал Кастиан, пока мы в четыре руки открывали проход. — Это обычная человеческая подделка.

— А ведь хорошо придумали, — сказал я. — Имперские ищейки натренированы в первую очередь видеть магию и ее следы, а не такое вот.

Картон, как оказалось, закрывал дыру в стене, достаточно большую, чтобы в нее без труда пролез взрослый человек. А за стеной обнаружился заброшенный сад, густо заросший высокой травой и кустарником, с полуразрушенным колодцем рядом со стеной и небольшим старым домом, видневшимся в его дальней части.

Все остатки маскирующего картона я бросил в колодец и аккуратно расправил ветки вьюна так, чтобы они закрывали тайный проход, и чтобы мимолетный чужой взгляд ни за что не зацепился.

— Эта… душа города… планировала привести тебя именно сюда? — спросил Кастиан, скептически оглядывая неухоженную зелень вокруг.

— Не совсем, — отозвался я, одновременно продолжая вслушиваться в слабый, еле слышный ответ, потом махнул рукой в сторону дома. — Надо идти дальше. Туда.

Потом мы почти одновременно подняли головы, проследив за желтоватой дымкой, которая закрывала уже треть неба.

— Когда барьер достигнет зенита, блокада начнет работать на полную мощность, — сказал Кастиан. — Если до этого момента мы отсюда не уберемся, то сопротивляться ее давлению не сможем.

Глава 19

Дом внутри оказался грязным, но не темным. Его крыша во многих местах провалилась, так что света, несмотря на маленькие окна, хватало.

— Где-то здесь, — сказал я, кружась по комнате и самому себе напоминая потерявшую след гончую, — точно где-то здесь.

Увы, ответ, полученный мною от «души города», состоял отнюдь не из слов и даже не из четких картин, а из смутных образов и ощущений. Очень смутных.

Я попытался вытащить из них что-то более определенное.

Темнота…

Холод…

Сырость…

А потом, наконец, указание направления:

Вниз.

Я перестал кружить и, как до того со стеной, начал простукивать деревянный пол. В центре комнаты несколько досок отозвались гулким звуком, выдав пустоту.

Когда мы их сняли, то обнаружили каменную лестницу, а в лицо нам пахнуло холодом и сыростью — точно так, как обещала «душа города».

— Этот купол магической блокады — он идет только по поверхности? — спросил я Кастиана. — Или уходит под землю?

— Уходит, футов на пятнадцать-двадцать.

То есть на глубину где-то в три подземных этажа. Кто бы ни придумал эту блокаду, он постарался предусмотреть все.

— Будем надеяться, что лестница ведет глубже, — сказал я. Когда мы подошли к самому краю и заглянули внутрь, из хода в ответ посмотрела только непроглядная темнота. Кстати, насчет темноты — я, конечно, мог двигаться и без света, а вот Кастиан вряд ли.

— Нужно будет сделать факел или что-то подобное, — я огляделся, думая, что в этом доме можно было для этого использовать, но Кастиан покачал головой, снял с шеи камень на цепочке, что-то прошептал, и тот тут же засветился. Точно, этот его амулет я видел еще в Гаргунгольме.

— Пойдем, — сказал Кастиан, и по тону чувствовалось, как сильно он не хочет спускаться в непонятную черную дыру и как еще больше не хочет оставаться здесь, под поднимающимся куполом блокады.

Я тоже не сказать чтобы желал идти в подземелье, но других вариантов не было.

* * *

Лестница была вырублена в узком коридоре и вела вниз, вниз, и вниз. Я начал считать ступени, но сбился где-то на третьей сотне и бросил.

Поначалу все казалось нормальным, но по мере того как мы спускались, я начал ощущать странное беспокойство. Странное в том смысле, что никакой объективной причины для него не было. Нас не преследовали враги, до нас не доносилось голосов или иных звуков, к запахам подземелья не примешивались никакие другие. Как я ни ломал голову, причину появления этого беспокойства понять не мог.

Может быть, дело было в этой бесконечной лестнице, ведущей по бесконечному проходу под неровным потолком, то нависающим совсем низко, то уходящим в вышину, с неровными стенами, грубо вырубленными в камне?

В какой-то