возле иллюминатора. Пока самолет набирал высоту, она наблюдала, как удаляются, становясь все меньше и меньше огни взлетной полосы, здание аэропорта, как остается где-то позади, внизу, ее родной город.

Она потерла о джинсы вспотевшие ладони. А потом внимательно осмотрела свой свежий маникюр. Она стала делать его только, когда начала работать в «Шарме», и даже не заметила, как эта маленькая роскошь вошла в привычку. Раньше она всегда просто коротко обстригала ногти и не задумывалась об их красоте. Маникюрный набор она все-таки взяла с собой, памятуя о том, во что превратились ее ногти после прошлой поездки на Кольский и наведения чистоты в жилище Артема.

О чем еще из своей оставленной в Питере жизни она будет скучать?

Мурманский аэродром встретил ее холодным порывистым ветром. Марина пожалела о том, что так опрометчиво сложила свою ветровку в багаж, и, обняв себя за плечи и поеживаясь, мечтала о том, чтобы поскорее войти в здание аэропорта.

Артема она заметила издалека — по фигуре. Да и ростом он неплохо выделялся среди других. Он был в своей привычной толстовке с накинутым на голову капюшоном и, как и обычно, в маске. Но на сей раз без перчаток.

Увидев ее, он быстрым шагом пошел навстречу. А вот Марина наоборот поняла, что едва плетется на подкашивавшихся ногах.

В глазах потемнело, и перехватило дыхание. И она не знала, отчего больше: от того, что она наконец вновь увидела Артема, или от того, что делала сейчас последний шаг в другую жизнь. И очень боялась этого.

Очнулась она уже в его, как всегда, крепких и теплых объятиях. Борясь со спазмом в груди, сделала вдох и ощутила такой знакомый запах — Артема, его нестиранной (опять нестиранной!) одежды, сигарет (тех, что он начал курить во время ее прошлого приезда) и совсем чуть-чуть алкоголя (его любимого успокоительного) — и облегченно выдохнула, забыв обо всех страхах разом.

— Подожди, — прошептал Артем, отпуская ее.

Марина открыла глаза и посмотрела на него, не зная, чего ожидать. А он быстрыми движениями не очень-то слушавшихся рук принялся снимать маску. И, заметив ее удивленный взгляд, пояснил:

— Ты же сама говорила: в ней целоваться неудобно.

Марина поняла, как ее губы сами собой растягиваются в улыбке. Глядя ему в лицо, она понимала, что уже не боится его ожогов, как раньше. Больше того — она скучала по нему, Артему, такому, каким он был.

А когда после долгого страстного поцелуя она смогла наконец оторваться от его губ, то поинтересовалась, лукаво прищурившись:

— А я думала, ты будешь ругать меня за то, что я приехала, и теперь все будет только хуже.

— Обязательно буду! — пообещал он, крепче сжав ее в объятиях. — Но сейчас я слишком рад тебя видеть и не хочу портить момент.

— А как же лишняя боль, скандалы, обиды? — напомнила Марина его слова.

Артем помолчал, отведя глаза.

— Не знаю… — тихо признался он. — Есть же мнение, что лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном. Может, нам действительно стоит попробовать. — И он, проведя пальцами по ее волосам возле виска, робко посмотрел ей в глаза.

— Думаю, стоит, — кивнула Марина.