- Вы разве не видите, что я весь грязный, побитый и в крови?! Что-то вас вообще это не тревожит, я смотрю! Вас вообще всех здесь в этом чертовом институте что-то тревожит кроме тупых занятий?!? - перешел на крик Исаак.

Готфрид заинтересованно разглядывал Исаака, словно перед ним был интересный подопытный, над которым ставили социальный эксперимент. Фрида смирила свой гнев и теперь смотрела на Исаака тоскливым жалостливым взглядом: было ощущение, что она только сейчас увидела, в каком неприглядном состоянии находится Исаак, и кто является причиной этого состояния.

- Не беспокойся за него, - сказал тихо Готфрид. - он увидел солнце.

Исаак понял, что сейчас у него в конец поедет крыша, как уже и было до этого.

- Я, пожалуй, пойду. Я увидел то, что хотел. Мне нужно отмыть свитер и сходить в лазарет, — скороговоркой пролепетал он, пятясь к выходу.

- Извиняюсь за оставленный там фонарь, — сказал он Готфриду, чуть кланяясь.

- Извиняюсь за столкновение и...предоставленные неудобства, — сказал он чуть более холодно Фриде.

Не став дожидаться ответных реакций, Исаак рывком открыл массивную дверь, которая, на удивление, легко поддалась его ослабленному усилию, и чуть ли не бегом ринулся по коридору прочь.

Глава 8

Картинный коридор никак не реагировал на Исаака, да и Исааку не было сейчас никакого дела до разглядывания картин. Он, как мог, быстрыми шагами прошел мимо произведений искусства, лениво освещаемыми факелами, ставшими более уютными после холодного мрака библиотеки. После картинного коридора глазам пришлось немного привыкнуть к новому-старому интерьеру помещений и коридоров института. У Исаака невольно возникло чувство, что он пробыл в библиотеке не несколько часов, а несколько недель.

По мере отдаления от библиотеки привычные мирские звуки стали настигать растерзанный слух Исаака. Где-то за стеной раздавались праздные разговоры студентов: выходной день приближался к своему пику. На пути то и дело попадались голодные группки, спешащие поскорее занять очередь в столовую на воскресный обед. Некоторые студенты, проходя мимо, косо поглядывали на Исаака, тут же отводя взгляд - в целом, им был безразличен и он сам, и его непритязательный вид. За привычными аляповатыми окнами накрапывал мелкий дождик. Октябрь снова затосковал.

Исааку нужно было в туалет. Его тошнило. Болела голова. Глаза резались от света люминесцентных ламп, успевшего стать невыносимо ярким по сравнению со старыми лампами и факелами. На его беду, никаких туалетов поблизости не попадалось — они вообще располагались очень нелогично, как и многие помещения в этом здании. Решив не искушать судьбу, Исаак попробовал открыть несколько дверей, располагавшихся на его пути. Одна дверь была заперта. Другая дверь вела в лабораторию, где проводились дополнительные подготовительные занятия у особо рьяных студентов. На третьей двери повезло, и Исаак оказался в пустой аудитории.

Аудитория показалась ему до боли знакомой, однако какой предмет тут преподавали, Исаак, конечно же, вспомнить не смог. Ему было не до этого. Чертыхнувшись и максимально презирая себя за то, что он сейчас сделает, Исаак быстрым движением подошел к ветхому окну, располагавшемуся ближе всех к доске. На подоконнике лежал увесистый цельный кусок белого мела для записи на доске. Открыть окно не составило особого труда: одна защелка сверху, одна снизу, и резко потянуть жалкую, облупившуюся ручку на себя. В лицо подул освежающий воздух, пришедший с Тихого моря. После затхлой и полуподвальной атмосферы библиотеки этот воздух был Исааку хоть каким-то небольшим бальзамом для души. Закрыв глаза, он дал себя окутать этой мокрой свежестью.

Несмотря на небольшое облегчение, организм Исаака понял, что больше не может терпеть и дал четкий сигнал: Исаака стошнило в окно, на улицу, со второго этажа. Благо, в такую плохую погоду и, тем более, в единственный выходной, никого не было внизу на улице, чтобы обратить внимание, но Исааку все равно было дурно и противно с самого себя. Спустя несколько минут, отмучившись, он, ослабший и весь грязный, кое-как закрыл окно, и сполз на пол, упираясь головой в подоконник.

«Как же мне плохо…»

Исаак не успел загрустить. Только что закрытое им окно распахнулось настежь от сильного ветра, часть дождя ворвалась в аудиторию, и одновременно с дождем резко отворилась дверь в помещение, в которое вошли люди.

***

В аудиторию зашли трое людей, облаченных с головы до ног в длинные черные мантии с капюшоном. Их лица закрывали темно-синие безликие маски, на которых кроме двух маленьких глаз-щелочек и закрытой, нарисованной полоски рта ничего не было изображено. Из-под мантий выглядывали руки в кожаных перчатках, словно зашедшие боялись испачкаться либо имели какие-то проблемы со своей кожей. Все они были разного роста и комплектации (насколько можно было судить по мантиям). Самая высокая фигура из них быстро закрыла дверь за ними и осталась стоять у входа в аудиторию, невозмутимо сложив руки перед собой и заблокировав проход. Остальные двинулись к Исааку и Петру. У человека, идущего впереди, была волевая и уверенная походка. Он остановился перед Петром и открытым, покачивающимся туда-сюда окном, из которого наметало мелким колючим снегом белую полоску на пол так, что она разделяла с одной стороны Исаака и Петра, а с другой стороны — компанию мантий. Второй компаньон в черном чуть позади медленно нес толстый светодиодный фонарь. На его синем корпусе была нанесена броская, оранжевая «М». Не успел Исаак как следует рассмотреть фонарь, как тут же в их с Петром лица ударил яркий ослепляющий световой луч.

- Эй, что вы делаете? - недовольно спросил Петр.

- Мы пришли за твоим октаэдром, - сказала ближайшая к ним фигура в мантии сухим жестким голосом. Исаак не мог понять, говорящий был девушкой или парнем, молодым или уже достаточно взрослым — настолько был необычный голос, принимающий все оттенки одновременно и одновременно не похожий ни на какие. Стоящая неподалеку фигура с фонарем терпеливо светила на попавших в западню ребят, прикрывающих лица руками от потока проходящих сквозь них частиц.

- Как...как вы узнали? - выдавил из себя Петр. Он был обескуражен. Одним неожиданным вопросом его застали врасплох, чего он очень не любил.

- Отдай нам октаэдр, - надавил лидер мантий. Казалось, стоявшего рядом с Петром Исаака он будто не замечал или не хотел замечать, - иначе ты сам знаешь, что с тобой