Шрифт:
Закладка:
XXIX
Что может случиться с женщиной с сильным характером
Ламариньер уехал в одиннадцать.
А в полночь, казалось, в замке все уже спали. Часы на башне пробили два часа ночи, когда какая-то тень, пользуясь каждым темным уголком, сливаясь с живой изгородью, стенами и оградами, проскользнула в заросшую часть парка.
Тень эта вышла из маленькой двери башни Изабеллы.
Любопытно, но собаки, внезапно поднявшие яростный лай, смолкли, когда тень прошла мимо псарни и углубилась в беспросветную тьму платановой аллеи.
Затем тень миновала лесок и подошла к стене, ограждающей замок. Там, пройдя по тропинке метров двести, она, наконец, остановилась перед изъеденной червями калиткой, наполовину скрытой густой завесой плюща и растений-паразитов.
Внезапно тень глухо вскрикнула. Калитка, которая должна была быть запертой, оказалась приоткрытой.
Фанни была так потрясена, что даже задержалась на пути к преступлению.
Однако вскоре она пошла дальше.
Поверни она обратно, начала бы презирать себя!.. Из-за какой-то открытой калитки!.. Когда ее жизнь, ее судьба, честь ее семьи, будущее ее ребенка – все зависело от одного движения… движения такого простого… требующего совсем мало усилий…
Поразмыслив, Фанни решила, что калитка, возможно, открыта уже несколько недель… или месяцев… может, через нее ходил какой-нибудь слуга, отправлявшийся в деревню на поиски приключений…
Прячась под ветками деревьев, Фанни терпеливо ждала, внимательно прислушивалась к каждому шороху. Но ничего подозрительного она не услышала и не увидела. Тогда она решила, что пора поспешить к дому у реки, ибо приближался час, когда Марта обычно приходила на свидание со своим призраком.
Выйдя из парка, Фанни не заметила ничего необычного, и по хорошо известной ей тропинке, бежавшей вдоль опушки леса Сенар, дошла до березовой рощи.
Сквозь деревья она время от времени видела стены дома, на которые падали блики луны. Небо было затянуто огромными тучами, и ветер гнал их галопом в сторону леса, затянувшего свою заунывную песню.
Но сердце Фанни словно выковали из стали: закутавшись в теплый плащ, защищавший ее с головы до ног, Фанни не дрожала ни от холода, ни, если можно так сказать, от моральных терзаний.
Ночные звуки и виды ее нисколько не тревожили. Ее не остановили ни неожиданно надломившаяся ветка, ни силуэт измученного куста на обочине дороги. Она шла осторожно, но все-таки шла и вскоре уперлась в сколоченное из досок ограждение, за которым однажды вечером ей уже доводилось прятаться вместе со своим дорогушей, когда они следили за одержимой Мартой.
В то время речь шла только о том, чтобы «знать». Теперь следовало «действовать».
И она стала ждать.
Примерно тот же час и тот же пейзаж… Сквозь тучи проблескивает луна… На деревенской колокольне отбивают время те же старые часы… слева от дороги так же печально трепещут листьями осины… тот же самый холодок между прибрежными кувшинками и корнями ив… и так же позвякивает цепь старой лодки…
Ах, этот звон цепей, как много он значит для некоторых несчастных, потерявших рассудок людей!.. Даже в такой момент Фанни вряд ли удержалась бы от улыбки, если бы она не заметила у маленькой садовой калитки бедняжку Марту…
Да, разумеется, это была она, бледная, словно привидение… такой Фанни ее раньше не видела!.. Еле идет, вся дрожит… и в сущности такая маленькая, что даже Фанни с ее стальным сердцем, возможно, сжалилась бы над ней, если бы бедная безумица внезапно не произнесла имя своего безумия: «Андре!.. Андре!..»
Она звала своего дорогого призрака… свое преданное привидение… И, наверное, видела его, потому что слышала то, чего никто не слышал, а значит, могла видеть то, чего никто не видел… Протягивая руки навстречу своему сновидению, несчастная женщина двинулась к реке… продолжая звать: «Андре!.. Андре, ты здесь?..»
И со спины к ней, словно подстерегающая добычу тигрица, подкралась Фанни. Оставался всего один шаг, и она бы дотянулась до жертвы, одно движение, и тело полетело бы в реку.
Но Фанни не сделала этот шаг, не сдвинулась с места… она чуть не закричала от ужаса: «Призрак явился!..»
XXХ
Бегство
Она узнала его по ране на виске; впрочем, лицо его было освещено лунным светом, пробивавшимся сквозь ветви. Это был Андре. Его прекрасные глаза, казалось, ставшие еще больше, с бесконечной печалью смотрели на Марту, его бледное красивое лицо, изможденное и страдальческое, еще больше осунулось, на все это Фанни обратила внимание, хоть и смутно различала его контуры, что терялись в ночном тумане, плывущем вдоль берега.
На нем был широкий плащ, точнее, бесцветное тряпье, ниспадавшее с плеч и терявшееся в ночной дымке. Он сидел в старой лодке и видел только Марту.
Если Фанни, заметив призрака Андре, не завопила от ужаса, то лишь потому, что звук отказался вылететь из ее открытых уст. Крик ужаса живых при виде оживших мертвецов застыл в ее сжавшемся горле; и, зашатавшись, словно ей нанесли сильнейший удар, на секунду оглушивший ее, она повернулась и в отчаянии бросилась бежать.
Она миновала осиновую рощицу, добежала до березового леска… она мчалась все дальше и дальше, пока не прибежала на опушку леса. Она боялась обернуться, боялась увидеть, что ее преследует ужасный призрак… ибо иногда ей казалось, что за спиной раздается грозное позвякивание цепей…
Но на минуту она все же остановилась и, прислонившись к дереву, дала отдохнуть – на минуту, всего одну минуту – своему бедному телу, всему своему жалкому разбитому существу…
Долго она не задержалась; словно обезумевший зверь, затравленный собаками, она бежала, слыша вокруг себя звон цепей, гремящих и громыхающих на ногах мертвецов!..
Когда же она, наконец, подбежала к стене, окружавшей парк, ее снова объял ужас: по дороге двигалось странное существо, чья тень уродливо корчилась в лунном свете…
Но именно благодаря этому существу она, позабыв безумие, пришла в себя. Она узнала колченогого Проспера, что размахивал своим костылем.
Она позвала его, радуясь, что встретила живого человека… и этот человек еще не бывал в царстве мертвых!..
Но калека посмотрел на нее так, словно видел ее впервые, и стал быстро удаляться, жутко и неуклюже отставляя ногу и потрясая над головой костылем; он издавал зловещий звук, единственный доступный его бесформенному рту, изуродованному заячьей губой: «У! У! У! У!»
Фанни прислонилась к стене парка; она была почти дома. Она только что узнала этого несчастного идиота,