– Да не может такого быть! А я-то ещё удивился, как у меня получилось так быстро прррогнать ту дyрррy, которая хотела напасть. Я же так быстррро никогда не летал!

– Которая хотела напасть – это какая из двух? – живо осведомился Филипп. – Наша бойцовая дама или посторонняя?

– Посторонняя! – с удовольствием ответил Терентий.

– Погодите… так что, я теперь могу домой веррнуться? – Вран чуть подпрыгнул, снова ударился об пол и теперь сидел на полу около подоконника с ошарашенным видом. – Они же теперррь стыдиться меня не будут и сплавить в дерревню не захотят!

– Ну а теперь ты сам и решай, что выберешь! – пожал плечами Филипп. – Решишь вернуться – возвращайся, тебя примут и уже отсылать не станут. Наоборот, хвастаться тобой будут. Решишь остаться – вон Таня же не против, да я и подстрахую, если что. Подёргаю твоё племя за нервные окончания… Так что твой ход, сам думай!

Вран открыл было рот, а потом закрыл его.

– Думает, стало быть! – с уважением констатировала лисица. – Ну, это полезно, а мы… может, пока поедим?

– Да ты уже всю колбасу под шумок перетаскала! – возмутился Терентий. – Таня не оставляй её, она вообще всё у нас слопает!

– Да это тебя оставлять нельзя – где мясо? Где, я тебя спрашиваю?

Соколовский светски улыбнулся Татьяне и налил себе сок.

– Люблю дружеское общение! – сообщил он.

Глава 21.

Выбор своего полёта

Выбор – одно из самых сложных дел в жизни. Как будет правильно? Как не проиграть самому себе и обстоятельствам, которые свивают вокруг сети.

– Да, если я вырасту, то меня не станут отправлять в ту прроклятую дерревню! И про перрестарка можно будет забыть, как про кошмарррный сон.

Вран прямо-таки увидел, как он возвращается домой, а родители, братья и родичи поднимают головы вверх и всматриваются в незнакомого красавца-ворона, который ничуть не уступает им всем!

Живо представилось, как они все переглядываются, спрашивают друг у друга, кто ж этот красавец, какого роду-племени, обсуждают размах крыльев, оперение, мощь, высоту полёта, а потом изумлённо смотрят на него, медленно осознавая, КТО он и КАК они были все неправы.

– Да! Вот тогда-то они будут мною горрдиться, а не прррятать в дальней комнате, когда пррилетают гости из знакомых ррродов.

Вран прекрасно помнил все эти случаи – родовой дом был в Подмосковье – здоровенное мрачноватое строение на приличных размеров участке, усаженном высокими деревьями. Огорожено всё это было высоченным забором.

Соседи регулярно пытались скандалить с его отцом по поводу того, что забор высоковат – не по норме, приносили какие-то выписки из законодательства, но всё заканчивалось тем, что они отступали от мрачного и нелюдимого типа.

– Свяжись с таким… вон взгляд-то какой, аж мороз по коже! – бормотали некоторые особо впечатлительные.

Отец занимался бизнесом, неплохо зарабатывал, что позволяло ему содержать и этот дом, и ещё парочку – в более малолюдных местах, куда они все уезжали, когда была охота полетать. В принципе, можно это было сделать и в местности, где был основной дом – он граничил с лесом, так что, если очень надо, вороны просто вылетали из густых лесных зарослей, кружились над посёлком, примечая множество деталей людской жизни.

Крылья весьма помогали отцу – несложно долететь до окон офиса конкурентов и попросту подслушать, что именно они говорят, или добраться до контор заказчиков и поставщиков, проверяя серьёзность их намерений и планов.

Иногда он провоцировал подобные разговоры – сам звонил контрагентам, разумеется, пребывая в людском виде, а слушать отправлял сыновей.

Нет-нет, не Врана, разумеется, а удавшихся, нормальных воронов.

Трое «правильных» сыновей рода Чернокрыловых превосходно выполняли отцовские задания, помогая ему в работе, неизменно восхищали мать, бабушек, тётушек и прочих родственниц, а также привлекали внимание некоторых интересных особ из их племени.

Не сказать чтоб их было очень много… нет, все роды – семьи наперечёт, правда, жили они долго, практически ничем не болели, по крайней мере, никакая зараза к ним не липла, и детей было не по одному-двое, а каждый раз по трое-четверо.

В роду Чернокрыловых всегда гордились статью, красотой, воронёным блеском перьев и прочими важными элементами красоты. Впрочем, в людском виде их род тоже славился своим внешним видом.

И тут – нате вам.

– Урррoдeц! – Вран частенько слыхал это от братьев, дядек и тётушек, читал в осуждающих взглядах родителей и бабушек с дедами. – Недопёрррок! Паррршивый воррронёнок в стае!

И вот теперь всё это позади! Теперь-то его оценят по заслугам. Возможно, когда крылья отца станут не такими сильными, именно ему, Врану, он передаст главенство над семьёй, а его трём братьям придётся образовывать свои отдельные семьи – так же, как отцовским братьям и сёстрам.

Вран смотрел в окно и видел не потемневшее небо, а себя во главе рода.

«Ну ладно, ладно, это я уж вовсе вперрёд залетел, а вот если сейчас? Как будет? – думал он. – Буду отцу помогать, бррратцам прридётся втянуть языки в клювы и не каррркать!»

Эта мысль порадовала – очень уж он натерпелся от трёх сильных, активных и знающих о своей безнаказанности молодых воронов.

Да, в голове замелькали картины о том, как он славно поставит их всех на место, как теперь будут к нему относиться родители и все прочие, как…

От предвкушения торжества победы над всеми своими бедами и неприятностями грудь распирало от восторга.

«И эти… в школе – они все увидят, какой я стал!»

Пригрезился выпускной и самая красивая девчонка в классе, которая вздёргивала нос каждый раз, когда на него смотрела, – точно знала, что ему нравится, и презирала, словно он своей невольной симпатией как-то особенно её оскорблял.

«И вот прррихожу я такой… – в воображении спешно возник образ плечистого высокого, как его братья, красавца. Нет, не такого, как они, а лучше, гораздо лучше! – А она…»

Представилось изумлённое красивое личико, жадный интерес, перешушукивания, переглядывания той самой с прочими девчонками, а потом…

А потом ему вспомнилось её обычное выражение лица – презрение и брезгливость. И словно холодной водой плеснули, только не в лицо, а на ту область сознания, которая отвечает за воображение.

«Да занафига она мне такая сдалась? – сам себе удивился Вран. – Она ж пустая, как яичная скорлупа!»

Скукожились и завяли на корню видения его триумфа в школе, и он поёжился – как-то глупо об этом мечтать.

«Да и дома… ну, рразве можно любить только за рразмах чего-то там? Кррыльев или плеч – без рразницы. Рразве можно поддеррживать только тех, кто кррасивый и сильный? А если нет, то уже уррродец?»

Невольно вспомнилось, как мать хмуро и недовольно смотрела на него – словно он грязно-серое пятно на её безукоризненно-чёрном оперении. Она ни разу на его памяти не приласкала неудачного птенца, не пожалела мелкого и не по возрасту хлипкого мальчишку, хотя как он только