Шрифт:
Закладка:
— Дичь, то есть, вы решили не рассматривать? Мы идём по лесу, и… Неужели во всём караване не найдётся приличного лучника? Человека, умеющего ставить силки или иные ловушки? Я просто поверить не могу, что в здешних Великолепных краях не найдётся совершенно ничего мясного!
На нас уже поглядывали. Это крайне нервировало, хотя я и старался не подавать виду.
— Увы, господин. Места неспокойные, так что с дороги мы сходить не станем.
— Ну… как хотите. — Уши кобылы задёргались, и я снова натянул поводья. — Что-то ещё?
— Это ведь ваш слуга? Сидит?
— Н-наверное… Я, признаюсь, не приглядывался.
Сказал. И сам не поверил, что мог сморозить подобное.
Безразличный взгляд вновь упёрся в эфес. Женщина в обтрёпанной расшитой юбке подошла. На ходу она поправляла простой, но очень сильно запылённый подол. Пара ребятишек, что брели следом, была одета лучше.
Женщина неприкрыто слушала — и это не могло не раздражать!.. Вот не хотел я, чтобы кто-то рядом стоял, глядел встревоженно и слушал!.. И всё!..
— Да! — с неприкрытым вызовом. — Это мой Раб, и он волен сесть, когда ему заблагорассудится. Он устал, должно быть… Вас что-то не устраивает⁈
Караванщик прицыкнул.
— Да нет, — сказал он просто. — Вы ведь внесли уже за проход?
«…»
Губа моя дрогнула. И поджалась.
Об оплате разговаривали третьи лица, и на фоне всех прочих потрясений момент совершенно ускользнул. «Не могли же меня за мой же счёт выпроводить», — решил я на четвёртый день похода и ответ этот на тот момент совершенно удовлетворил.
Лишь четыре швена, не считая мелочи, были сняты мною со счёта.
Мужчина не торопился. Он просто стоял и смотрел на меня… и на рапиру. На женщину не обращал ни малейшего вниманья.
— Сейчас поговорю с ним.
Начиная с выхода из залива наёмница то и дело обращала своё внимание на меч. Как только выдавалась свободная минута, Эль принималась точить, или, как сейчас, наматывать обрывок грубой ткани чуть повыше гарды.
Поняв к чему идёт, она оттянула расползающийся край. Подоткнула и первой двинулась в направлении поваленной сосны.
— Это… чтобы плечо не мяло?.. — попытался я завязать разговор.
Главное было начать. Горделиво и уверенно, почти свысока.
— Чтобы перехватиться при ударе.
На какое-то мгновение мне показалось, что во взгляде Эль промелькнуло нечто… неуважительное… Хотя нет. Взгляд её всё также ничего не выражал.
— Хотя вы, конечно, правы, — добавила девушка.
Неприятно. Я успел даже прикинуть ответ, прежде чем сознанье резко переключилось.
Великан… был… просто ужасен. При свете дня стали заметны шрамы на потемневших, красных руках. Распухшие костяшки пальцев полудуха напоминали еловые шишки, а из-под ороговевших ногтей смотрели чёрные пятна и полосы… Я не знал, зачем смотрел на руки Века.
Великан был бос. И стопы его смотрелись как сплошное нагромождение жил. Пальцы на ногах «хватались» за землю.
Я отвлёкся — и Хорошая сразу побрела в направлении к кусту…
Гратц отчего-то вспомнился. Спал он теперь в теньке тряпичной крыши… совершенно пьяный… И ничего, решительно ничего его не касалось!
Где он пьёт? Что он пьёт?
Перебрав всю ту Дрянь, что обнаружилась в его мешках, я не нашёл ровным счётом ни-че-го. Всё сплошь какая-то рухлядь и ерунда. Блестящая мелочовка да обрывки ткани… Одежда не по размеру… Записная книжка со столбцами цифр и ни единого намёка на спиртное.
«И всё лишь я! Я один со всем разбираться должен!..»
Великан звучно вздохнул — и лошадь заходила, раздувая ноздри. Чуть попятилась. Эль не спрашивая ухватила новую узду. Потянула.
Подумав немного, я спешился. Просто чтобы не мучить животное!
Век сидел. Обхватив ноги костистыми руками. Он смотрел в пустоту.
И глубоко дышал.
Неровно. С какими-то «глотающими» звуками. Обрывами. Если раньше мне только казалось, то теперь, я мог с уверенностью сказать: эти звуки исходили из широкой гортани и костистой груди. Остекленевшие, «чёрные» и впавшие глаза великана ничего не наблюдали.
Он смотрел в пустоту.
Кашлянув, я перебрал пальцами оборочку. Ещё раз напомнил себе: не смотреть зверю в глаза. Вообще, отвернуться от него.
И тут же глянул!
Почти прямоугольное, шершавое лицо со вздувшимися желваками и застывшими, оловянными желтоватыми глазами… От этой картины не могло не бросить в дрожь. От вен на широкой грязной шее. На лбу. От исцарапанной ввалившейся щеки, и торчащих из приоткрытого рта зубов.
Небольшой шаг назад. Я плечом столкнулся с грудью Эль. И вновь я кашлянул, и снова не единой мысли.
— Век, — вкрадчиво и коротко. — Остались ли у тебя родные в заливе?.. Сутки до передачи, как мне известно, ты провёл под стражей. Удалось ли тебе попрощаться с друзьями? С отцом, матерью, быть может.
Пауза. Неспешно угловатая голова чуть повернулась. А после стала как раньше.
— Отец жив, — последовал ответ. Гулкий и сухой. — Вернётся с караваном через пару лет.
— А-а… его?
— И его отец.
Мысль закольцевалась. Я моргнул… Прикинул габариты. И спиною загородил наёмницу. Это произошло как-то само собой, так что я и сам не сразу понял, как так вышло.
Эль проигнорировала:
— Как скоро встанешь?
Искривлённое и довольно большое, мясистое ухо как будто чуть дрогнула. Жилистая спина неспешно распрямилась. Высохшие и бесцветные, растрескавшиеся губы натянулась.
— С последней повозкой.
Сухо, мерно, чётко.
Получив удовлетворительный ответ, Эль развернулась. Едва не зацепив меня длинным лезвием, она потянула кобылу за узду.
Уверенные шаги и фырканье Хорошей. Шелест плотной ткани накидки по траве.
Великан сидел.
Повязка на огромной голове его совсем загрязнилась. Лоб был мокр. И край серой загрязнившейся ткани прилип к нему.
— Ты точно… сможешь выйти?
— ДА-А!
[1] Яса — река в центральной части Элиса, крупнейший левый приток Клярки.
II
«Расстояние! Расстояние мерить временем!» — смеялся в голос совершенно пьяный Гратц. «Да, полагаю, это, и в самом деле, звучит не слишком разум…» — «Город назвать „Заливом“, а порт „Твердыней“… Это же… это же бр-ед, — вытягивая шею, с выпученными невидящими глазами поделился стражник. — А Тран!» — вскрикнул он вдруг. «Да. Тран, это…» — «Детей! Детей называть в честь тарана!..» — «В честь Бессмертного, ты хотел сказать», — «Это бре-е-е-ед!»
Бледный и потный, с ногою задранною выше головы, мужчина схватил меня за лацканы, повис, грозя сползти с лежанки: