Шрифт:
Закладка:
Да и у подавляющего большинства советских граждан было ощущение, что так будет всегда: бесконечные пленумы и совещания, речи унылых кремлёвских старцев (многочисленные изображения которых во главе с портретом «дорогого Леонида Ильича» были везде: в газетах, на стенах домов, в школьных классах), пятилетки, требующие не просто выполнения, но и перевыполнения, желательно за четыре года, и очереди, очереди, очереди…
Глава 42
На душе у Армена, как и у всех школьников и их учителей, было тревожно. В воздухе витала лёгкая паника. «Начнётся ли война? Будет ли третья мировая?» — эти вопросы задавались вслух и про себя, в учительской, в классной аудитории, в фойе и коридорах школы, на уроке и перемене…
Семиклассник Армен Багумян впервые видел такую растерянность на лицах педагогов, никто не находил нужных слов, чтобы толком объяснить ситуацию. Удивительно и одновременно вполне логично (на фоне многолетней фетишизации деятельности партии и её вождя), что смерть Леонида Ильича Брежнева[73] была воспринята во всём Советском Союзе почти панически, тем более что всего за три дня до этого лидер страны принимал парад, посвящённый очередной годовщине Октябрьской революции. Большинству казалось, что одним только своим существованием властвовавший (пусть и в последний период формально) почти двадцать лет вождь СССР гарантировал мир и стабильность во всём мире…
Вспомнился забавный эпизод из детства. Это сейчас, в ретроспективе, он виделся комичным, а тогда Армен (пяти- или шестилетний мальчишка) воспринял слова бабушки со всей серьёзностью и ответственностью, так как тон, с которым они были произнесены, явно не терпел возражений. Отчитывая внука за то, что он ушиб колено во время игры с деревенскими мальчишками, Кнар, ткнув пальцем в огромный портрет Брежнева на передовице старой газеты, нарочито назидательно произнесла: «Посмотри, почти ровесник тебе, а какие дела делает!» Конечно, на самом деле Леонид Ильич был почти ровесником самой бабушки (старше её на несколько лет), но мальчик не стал спорить во избежание новых ограничений с её стороны.
Да, Брежнев делал важные дела, особенно в первый период своего правления советским государством. Безусловными его достижениями являлись политическая разрядка 70-х годов, когда были заключены соглашения с Соединёнными Штатами об ограничении стратегических наступательных вооружений, Хельсинкские соглашения о целостности и нерушимости границ Европы, советско-французская декларация о нераспространении ядерного оружия. Советский Союз постоянно выступал с мирными инициативами, что повышало его авторитет на международной арене. Правда, всё это было перечёркнуто вводом советских войск в Афганистан[74]. Именно тогда США вновь объявили СССР «холодную» войну, она возобновилась с новой силой. Ситуация грозила третьей, катастрофической для всего человечества, мировой войной — к началу 80-х каждая из сторон была способна уничтожить всё живое на земле более 30 раз…
Смерть генсека погрузила страну на несколько дней в траур: гнетущая музыка по радио и телевидению, мрачное убранство городов, повисшая в воздухе тягостная тревога, выражение печали на лицах людей… Впрочем, сам по себе уход из жизни Брежнева не заставил людей плакать навзрыд — так, как рыдали многие, и взрослые, и дети, когда умер Сталин. И это при том, что в период властвования Брежнева, в отличие от эпохи Сталина, исчезла атмосфера всеобщего страха, и даже диссиденты особо не боялись за свою жизнь, хотя и запросто могли угодить в психушку на принудительное «лечение»…
Конечно, на церемонии похорон Леонида Ильича, «пламенного марксиста-ленинца», «виднейшего деятеля международного коммунистического и рабочего движения», «выдающегося руководителя Компартии и Советского государства», «неутомимого борца за мир и дружбу народов», звучали официальные речи, слова возвеличивания, благодарности, сочувствия и соболезнования, однако многие в душе вздохнули с облегчением, потому что больше уже не было сил глядеть на тяжелобольного старика, едва держащегося на ногах и мало кем воспринимаемого всерьёз…
Казалось бы, где Леонид Ильич, а где изящная словесность! Но Брежнев был не только Генеральным секретарём, председателем Президиума Верховного Совета СССР, Маршалом Советского Союза, но и лауреатом Ленинской премии по литературе. Анекдоты на эту тему также появлялись в изобилии. В одной из расхожих баек стареющий вождь произносит: «Все говорят, что «Малая земля» — отличная книга. Все читали. Может, и мне почитать?»
Но шутки шутками, а союзная литературная критика признала книги Брежнева (написанные с его слов, но не им лично) чуть ли не вершиной современной советской литературы. Они издавались миллионными тиражами, вошли в школьную программу, а апофеозом стала Ленинская премия по литературе, присуждённая Леониду Ильичу за два года до его смерти.
Говорят, Брежнев когда-то сам сочинял стихи, но крайне наивные и неискусные. Однако в итоге официальное признание и премию он получил, несмотря на то, что телевизионный образ немощного лидера резко контрастировал с рассказами о его героической боевой молодости, вызывая ощущение фальши. И это притом, что многие настоящие, талантливые писатели творили в отсутствие каких-либо гарантий на заслуженный публичный успех, а некоторые и вовсе рисковали своим будущим, так как совесть для них оказалась важнее покоя и безопасности.
Особенно чувствительно политика насаждения единомыслия и растворения человеческой личности в государстве отражалась на людях искусства. Подлинно творческому человеку вечно приходилось чем-то жертвовать. Для того чтобы издать сборник стихотворений, начинающему поэту в качестве своеобразного теста на лояльность порой приходилось сначала отдать дань Лениниане[75] — поместить на первых страницах книги пару-тройку стихотворений о вожде мирового пролетариата, о засиявшей заре коммунизма, о радеющей за народ партии и её мудром вожде… Лишь после этого дозволялось приоткрыть свою душу, выразить тревогу о том, что человек оказался в духовном вакууме, перестал слушать и слышать природу, потерял связь между земным и небесным… При этом в ответ он получал от критиков обвинения в пессимизме, нигилизме и безыдейности…
Отвращение к официальной пропаганде усиливалось как среди интеллигенции, так и в других социальных слоях населения. Общество устало жить в условиях постоянной мобилизации и идеологической взвинченности, раздутой «всеобщей ответственности». Люди стали терять веру не только в обещанное светлое будущее, но и в простую человеческую справедливость. Социализм в советском исполнении изживал себя, умирал естественной смертью, и своеобразным символом этого процесса были кремлёвские старцы, готовые почить в своих высоких
