Шрифт:
Закладка:
– Не знаю, как я буду жить в общежитии. У меня ванная больше, чем комнаты, которые мы сегодня видели. – Я допиваю молоко и отбрасываю плед.
– Хочешь чего-нибудь попить?
Алекс кивает.
– Воду, пожалуйста. Ты не думала вступить в женский университетский клуб?
Я пожимаю плечами.
– Возможно. Это зависит от того, где я буду учиться. А ты? Вступишь в братство?
– Не знаю. Мне кажется, большинство этих ребят полные придурки. – Алекс смотрит, как я встаю. – Ты наверняка сможешь жить здесь. У вас крутая квартира, Лил.
– Ш-ш-ш, – говорю я и выставляю подбородок в сторону коридора, где располагаются спальни. Мама спит в хозяйской, а миссис Линд заняла гостевую.
– Мама уже с ума сходит, что я уеду, а папа, будь его воля, запер бы меня здесь на семь замков.
Алекс берет пульт и переключает телевизор на спортивную программу.
– Вряд ли что-нибудь может сегодня разбудить наших мам.
Он прав. Как только мы вернулись домой, они откупорили бутылку красного вина. За последние пару дней они выпили алкоголя больше, чем студенты первогодки, которых мы сегодня видели в общежитии. Их недопитые бокалы с отпечатками помад разного цвета до сих пор стоят на столе. Я ставлю их в посудомойку, выливая остатки вина из бутылки в раковину, и кладу бутылку в бак для перерабатываемых отходов. Надеюсь, папа не разозлится на маму за то, что она ее открыла. Этикетка была на французском. Все лучшее вино и шампанское он держит здесь.
Утром по дороге в Тафтс я заметила, что мама сердится на Миссис Линд. Она включила GPS на своем телефоне, пытаясь вывести нас в обход пробок, и это, несмотря на то, что мама знает Бостон, как свои пять пальцев, и сама знает, какими дорогами ездить в этом городе. Маме хотелось приехать пораньше, припарковать машину у дальнего входа в кампус, а потом пройтись пешком до административного здания, но миссис Линд сказала, что места для стоянки слишком маленькие для нашего внедорожника. Мы чуть не опоздали, и нам пришлось оставить машину на площадке у ближайшего ресторана и заплатить щедрые чаевые метрдотелю, хотя мы и не собирались там обедать.
Я с трудом вспоминаю, в каком шкафчике хранятся стаканы, и наливаю нам обоим воды. Я не была здесь больше года, а папа тут живет постоянно. Он работает в госпитале. За домом следят уборщица и еще один помощник, в обязанности которого входит забивать холодильник и шкафы всем необходимым, чтобы ни в чем не нуждаться. Трудно представить, чтобы наш папа когда-нибудь сам пришел в магазин и купил себе хотя бы пакет молока.
Когда я возвращаюсь в гостиную, Алекс стоит у окна и смотрит на город. Я ставлю стаканы на стол и подхожу к нему.
– Здесь красиво, – говорю я, прижимаясь к стеклу лбом. Мы живем на тридцатом этаже огромного небоскреба. Отсюда видно все. До Дня Благодарения еще пара недель, но на многих крышах и балконах уже зажгли праздничную иллюминацию. Далеко внизу стоят крошечные деревья без листьев, над нами чернильного цвета небо с белыми вкраплениями звезд. Люди кажутся отсюда муравьишками.
Алекс поворачивается ко мне и улыбается.
– Хочешь, пойдем прогуляемся? Я совсем не устал.
– Сейчас? – Уже полночь, и я чуть ли не в пижаме. – Но нам же завтра в школу.
А еще у меня после сегодняшних хождений сильно болят ноги, я стерла оба мизинца и заклеила их пластырями. Мне не хотелось надевать туфли на каблуках, но мама настояла, так как у меня было назначено собеседование. Когда мы шли по территории Уэллсли, она наклонилась к моему уху, показала на группу девочек, идущих на занятия в пижамных брюках и тапочках, и прошептала: «Никогда, никогда так не делай». Я лишь закатила глаза. Можно подумать, что я когда-нибудь так поступала.
– Да ладно тебе, Лил, давай устроим приключение без взрослых, – заныл он. – Предполагалось, что эта поездка затеяна ради нашего будущего, но при этом с нами обращались, как с детьми, чего уже давным-давно не было.
Я смеюсь. Мне понятно, что он имеет в виду. Наши мамы сегодня верховодили. Они повторяли вопросы, которые мы с Алексом задавали на ознакомительных экскурсиях. Именно мама выбирала рестораны, в которые мы заходили поесть, хотя я и не была против. Я люблю домашние ньокки по-соррентийски. Иногда, если папа летит домой на госпитальном самолете, я даже прошу его мне их привезти, но они все равно не такие вкусные, как свежие. А миссис Линд все время поправляла Алексу галстук или приглаживала волосы.
Я едва не признаюсь Алексу, что никогда не гуляла по Бостону одна тем более ночью. Но он так оживлен, а я тоже не чувствую себя уставшей, особенно после всех сладостей.
– Давай, – отвечаю я ему.
Я на цыпочках иду в свою спальню, переодеваюсь из легинсов в джинсы, переклеиваю пластыри на мизинцах и залезаю в удобные ботинки. Перед тем, как открыть дверь, я беру телефон и вижу сообщение от Рива: «Ну как, вы с Линдом пошли в оперу или провели целый день в СПА-салоне?». Представив нас с Алексом в одинаковых халатах за педикюром-маникюром, я громко хохочу. «Конечно, в СПА», – пишу я в ответ.
Пока меня не было, Алекс прибрался в гостиной. А сейчас, зайдя за угол, где стоит его сумка, переодевается. На нем были джинсы с кроссовками, майку он надеть не успел. Я успеваю разглядеть каждую мышцу на его руках и плечах, быстро отворачиваюсь, как будто ничего не видела, и на несколько минут оставляю его одного.
Мы тихонько крадемся по коридору к входной двери. Алекс шикает на меня, когда я отодвигаю засов и медленно открываю дверь. В лифте я облегченно выдыхаю. Мы проходим мимо портье, оказываемся на улице, и Алекс показывает мне большой палец.
Ночью Бостон еще красивее. Это старинный город, полный таких очаровательных мелочей, как газовые фонари и деревянные вывески.
– Мне здесь нравится, – говорит Алекс. – Еще так много хочется посмотреть и сделать. Я в Мичигане со скуки помру.
– Ты считаешь, что, в конце концов, поедешь туда?
Алекс пожимает плечами.
– Папа пожертвовал им кучу денег. А еще его хороший приятель из братства – член совета директоров. Мне кажется, этот неизбежно.
Я глажу его по руке.
– Не унывай, все у тебя получится, – говорю я ему потому, что Алекс из тех, кто
