— Да заткнитесь вы, — бурчит недовольный сонный голос. — Да хоть десять бывших, дайте поспать.

— Ой ладно тебе, Ленка, — говорит Лиля, и ее кровать поскрипывает. — Сама вчера со своим по телефону ругалась, а после заперлась в туалете на несколько часов.

— У меня проблемы с кишечником.

Врет, потому что голосок дрожит от обиды и разочарования. Я не одна с разбитым сердцем.

— Ага, — смеется Алена, — то-то ты ревела и причитала “вот и вали к своей шлюхе”.

— Свалил, кстати? — обеспокоенно спрашивает Алена.

— А мне все равно, — зло шипит Лена. — Я его заблокировала.

Темная тень приближается к моей койке и срывает с меня одеяло:

— Пошли коньяк пить! Армянский! Залечит все душевные раны.

— Прям слоган, — шепчу я.

— Так я не зря маркетологом работаю, — Лиля смеется. — Правда, мы не коньяки продаем, а карнизы и шторы, но суть одна. Они тоже меняют жизнь.

— Как именно?

И ведь хороший вопрос. Если шторы и карнизы меняют жизнь, то я готова их прямо сейчас и купить.

— А об этом я тебе расскажу за стопочкой коньяка, долькой горького шоколада и ломтиком лимона, — хватает за руку и вынуждает меня сесть, — а ты мне про бывших.

— А пошли и выпьем твоего армянского коньяка! — решительно встаю. — Имею право! Вечно я себе все запрещаю, а в итоге жалею.

Глава 52. Ромашка успокаивает

— Значит, кинула тебя? — не могу сдержать ехидства.

— Завали хлеборезку и сгинь, — Рома вскидывает руку и делает вид, что очень занят изучением документов. — Я тут пытаюсь работать и тебе советую.

— Да я по этому поводу и пришел, — пожимаю плечами. — Секретаршу на новую надо посмотреть и утвердить. Отдел кадров подобрал нескольких девочек.

Я удивлен, что Аня оставила Рому. Я принял непростое решение уйти, а она взяла и махнула хвостом, потому что. видите ли, влюбилась в двоих. Люби одного. Например, вон того, который сидит и зубами от злости поскрипывает.

— Да возьми кого-нибудь, — перелистывает страницу и делает пометку простым карандашом, — лишь бы кофе умела варить.

И все было бы проще, если бы стерва Одинцова выбрала… меня, но нет. Она же любит все усложнять. Да я бы был более удовлетворен, если бы она осталась с Ромой, тогда я чувствовал, что поступил верно, а так… Ни я, ни Рома в итоге ничего не получили, кроме уязвленного эго и злости.

— Ты же потом будешь придираться к нашей секретарше, — недовольно вздыхаю.

— Нашей, — глухо тянет Рома и поднимает на меня взгляд, — одна секретарша и два босса?

— Верно, — медленно киваю и улыбаюсь. — Два босса и одна милая секретарша в мини-юбке.

Отбрасывает бумаги и откидывается назад, прожигая меня немигающим взглядом.

— Я в эти игры отказываюсь играть. С меня хватит.

— О каких играх идет речь? — с нарочитым удивлением вскидываю бровь. — нам нужна секретарша.

— Две секретарши.

— У нас одна приемная.

— И смежные кабинеты. Я в курсе, — Рома поправляет галстук. — А теперь будут отдельные кабинеты с отдельными приемными и разными секретаршами.

— Думаешь, секретарша психанет, когда кого-то из нас не будет на рабочем месте, и уйде?

Очень прямая и открытая аналогия. Но как не подразнить лучшего друга, когда сам бесишься?

— Именно так, — Рома зло щурится. — Никакой одной секретарши. В прямом, тим, и в переносном смысле. Намек понятен?

— А как же клин клином вышибают?

— Мы давали обещание рожи друг другу не чистить, но у себя в голове я тебе уже нос раза три сломал, — Рома скрещивает руки на груди. И у меня вопрос.

— Отвечу на него, если ты поднимешь свою жопу и мы пойдем смотреть на потенциальных секретарш, — я тоже скрещиваю руки на груди.

— Ладно.

— Тогда я жду вопрос.

Я по глазам Ромы вижу, о чем он меня спросит. Конечно, его вопрос будет касаться Одинцовой.

— Почему ты ушел?

— Потому что это было правильно.

— Так ты у нас тоже в правильные подался? Это прерогатива Анюты быть правильной, — Рома удивленно вскидывает бровь.

— Допустим, решил Одинцову тебе оставить, чтобы избежать сломанного носа, — смеюсь и приглаживаю волосы.

— Да ты что? Оставить мне? Какое благородство, — Рома в голос хохочет и через несколько секунд понижает голос, — а если начистоту. Надоела?

— Нет, — прячу руки в карманы, — либо я один, либо…

— Либо ты один? — встает и обходит стол. — А ведь тебя это совсем не волновало.

— Я же не рассчитывал, что все обернется все вот так, — пожимаю плечами. — Согласен, результат у нас вышел так себе. И я бы на твоем месте…

— А, может, ты выйдешь из тени? — Рома сердито щурится. — Может, она с тобой хочет остаться? Может, все-таки ты ей приглянулся, а меня она просто продинамила под предлогом, что в двух влюбилась.

— Отличная провокация, Ром, — перекатываюсь с пяток на носки, — но я внутри нежный и ранимый. Заведет шарманку, что и ты ей нужен под одеялом, то что мне делать? Похоронить живьем, чтобы убрать тебя с пути, как конкурента в амурных делах, а Анечку в подвале запереть?

— У тебя нет подвала. Ты в башне, сука, живешь, — рычит Рома. — Это у меня подвал есть.

— Ты же не будешь против, если я его у тебя конфискую после того, как я тебя по-дружески и ласково чем-нибудь тяжелым по голове ударю?

— Муравьев только не трогай, — Рома скалится в улыбке.

— Я их тоже в подвал, чтобы Одинцовой не было так тоскливо.

Рома выдерживает зловещую паузу. Смотрим друг другу в глаза. Я не против сбросить напряжение и отметелить страдальца в модном костюмчике прямо в его кабинете, но у нас уговор. Если кто его нарушит, то Рома, однако он лишь сжимает кулаки и медленно выдыхает через нос.

— Тебе бы с твоими маньячными замашками про подвал к психотерапевту. Или даже к психиатру.

— Да я уже звонил ночью Илюхе, — перевожу взгляд на окно, а