Шрифт:
Закладка:
— И шлюх, — добавляет Рома.
— Про это я хотел умолчать, — недовольно цокает Тимур.
— Прости, — Рома смеется, — то еще удовольствие выгонять голых и обдолбанных истеричек, которые пытаются залезть тебе в ширинку. Мне пришлось каждую одевать, пока ты ползал по полу и искал дозу.
— Я этого не помню.
— Я помню.
— И мне стыдно.
Я удивленно смотрю на мрачного Тимура. Стыдно? Ему бывает стыдно? Не осознав мимолетного порыва, нахожу его ладонь и сжимаю ее. Слабо улыбается, и я, испугавшись тревожной нежности к нему, одергиваю руку.
— И мне тоже стыдно, — невесело отзывается Рома. — Я, конечно, должен был раньше понять, что ты не в себе. Слишком энергичный, дерганный, вспыльчивый.
В моей руке оказывается ладонь Ромы. Замираю, и вновь убираю руку к себе на колено. Мне очень неловко. Я хочу обнять каждого и помолчать, но… Это неправильно. Я не должна испытывать к бывшим одноклассникам печальную нежность. Мы друг другу никто. Никто.
— Ну, Анечка, — Тимур усмехается, глядя на редкие облака, — я сказал тебе, как ты и просила, довольно гнусную и отвратительную вещь?
Я вздрагиваю от его холодного голоса и шепчу:
— Все мы совершаем ошибки.
Изнутри рвет желание заключить его в теплые объятия. Я тут, я рядом, однако имею ли я право проявить к нему неравнодушие. И ждет ли он от меня ласки и поддержки?. Ка сложно. Зажмуриваюсь и прикусываю кончик языка.
— Поехали, — Рома встает. — Мне тут тоже не по себе.
— Я не могу, — едва слышно говорю я.
— Анечка, — Тимур поглаживает меня по спине, — Андрей должен остаться тут.
— Я не про это…
— А про что?
Дальше будет только хуже. Меня ждет болезненная привязанность, боль и разочарование, из которого я вряд ли смогу выплыть. Мысленно напоминаю, что меня купили и кукла для утех не должна чувствовать симпатию.
— Мальчики, — судорожно шепчу я, — мы должны обсудить ситуацию с Андреем.
— Мы слушаем, — Рома возвращается на скамью.
— Я не могу себе позволить эту клинику…
— Мы можем, — Тимур крепко сжимает мою ладонь, и у меня не выйдет ее выдернуть из его захвата.
— А что ждете взамен?
Вот шанс вернуть наши отношения в плоскость товар-клиент. Сейчас они скажут, что взамен ждут глубокую глотку и прочий разврат.
— Я жду того, что Андрей выйдет отсюда другим человеком, — спокойно отвечает Тимур.
— Да, и меня бы удовлетворил такой результат, — кивает Рома. — Пацан же совсем. Дурак дураком.
— Нет, вы не так должны были ответить, — запинаюсь, и меня охватывает дрожь благодарности. — Не так…
— А как? — в изумлении интересуется Тимур.
— Если тебе дорог твой брат, — вглядываюсь в его глаза, — то будешь нашей сучкой. Вот так.
— Думаешь? — вскидывает бровь и усмехается. — Так бы сказал отъявленный мерзавец.
— Но разве… — охаю я. — В прошлый раз…
— В прошлый раз ситуация была иная, Анечка, — Тимур щурит глаза. — Нет, манипуляций с братом ты не получишь, и требовать взамен мы ничего не станем. Ну, — его взгляд опускается на мои губы, — возможно, поцелуя.
И я его целую, потому что сил терпеть весь этот бурлящий поток в груди невозможно. С упоением вдыхаю его удивленный выдох, отстраняюсь и тут же ныряю в объятия Ромы, чьи губы с жадностью накрывают мои. И мне все равно, что газонокосилка в стороне стихла и что рабочий с круглыми глазами смотрит на меня, но через секунду на меня обрушивается паника. Отталкиваю Рому, вскакиваю и прячу лицо в руках:
— Я так не могу… Мы должны остановиться… Умоляю…
— Что не так? — обескураженно шепчет Тимур.
Отрываю ладони от лица, сжимаю кулаки и разворачиваюсь к Роме и Тимуру. Делаю вдох и выдох. Вдох и выдох, а затем говорю:
— Я влюбилась.
Глава 48. Молодые и глупые
— Любопытно, — отвечает Тимур на мое громкое признание, от которого рабочий в стороне за сердце схватился. Откидывается назад. — И в кого же? — глаза недобро вспыхивают. — И когда успела?
Я молчу, потому что я потратила всю свою смелость на короткое признание, а растекаться в объяснениях, что я в каждого втрескалась… Да я вот-вот упаду в обморок.
— В кого, Одинцова? — голос Тимура звенит сталью. — Вопрос повторять не буду.
Я перевожу взгляд на Рому, а тот удивленно вскидывает бровь. Молчание, и Тимур сжимает переносицу:
— Переиграл, сволочь, — медленно выдыхает, встает и шагает прочь, — понял. Выхожу из игры.
— Стой! — рявкаю я, а рабочий на газоне уже две руки прижимает к груди.
— Я всё понял, Одинцова, — Тимур сердито отмахивается.
— Да что ты понял-то? — топаю ногой.
— Да, что ты понял? — интересуется рабочий и во все глаза смотрит на Тимура, который замер на дорожке спиной ко мне. — Я вот ничего не понял.
— Ты выбрала Рому…
— Да не выбирала я его!
— Тогда кто? — разворачивается и сверлит злым взглядом.
— Господи… — рабочий качает головой. — Какие страсти…
— Вы… — сдавленно шепчу, — оба…
— Со страстями я поторопился, — рабочий вытирает лоб грязным платком.
— Оба? — Тимур вопросительно изгибает бровь. — Одинцова, ты в своем уме?
— Грубо, Тим, — Рома вздыхает.
А мне не обидно. Я согласна, что тронулась умом, раз влюбилась в двух негодяев, которых ненавидела еще несколько дней назад.
— Поэтому мы не можем… — вымученно улыбаюсь я и даже заикаюсь, — продолжать. Надо остановиться, мальчики. Прошу…
— Ты серьезно? — Тимур смотрит на меня исподлобья. — В двух?
— Серьезно, — киваю и поджимаю губы.
Тимур прожигает меня черным взглядом, и я жду от него улыбки, хотя это глупо. Приглаживает волосы, вскидывает лицо и усмехается белым облакам над головой. Затем вновь смотрит на меня:
— Я
