— Ясно, — муравьи завораживают. У них там свой мир. — И зачем тебе муравьиная ферма?

— Ну, — Рома садится на подлокотник кресла, созерцая муравьев, — я, можно сказать, их божество. Они живут, а я за ними наблюдаю, и от моего решения зависят их цивилизация. А теперь вот привел богиню.

Поднимаю взгляд на Рому, который мне улыбается. И я краснею. Его наглая лесть сработала. Затронула мое женское эго, которое желает быть богиней.

— У тебя комплекс бога, — тихо спрашиваю я.

— Есть немного и щепотка нарциссизма, — Рома смеется и смахивает локон с моего лба.

От его мимолетного касания пробегает искра по позвоночнику, и ноги тяжелеют. Глаза в глаза. Секунды растягиваются в минуту. Наклоняется, и я шепчу в его губы, не разрывая зрительного контакта:

— Я не могу у тебя остаться.

— Тебя напугали муравьи? — медленно выдыхает. — Хорошо, я от них избавлюсь.

— Что?! — охаю я и кидаю испуганный взгляд на муравьиный город. — Не надо! Они же живые.

Поворачивает к себе мое лицо за подбородок:

— Тогда я бессовестно тобой манипулирую. Не останешься у меня, то я точно избавлюсь от муравьев.

— Тебе их не жалко?

— Я безжалостный бог, сердце которого может растопить только богиня красоты.

Тихие слова Ромы пронизывают барабанные перепонки тонкими нитями шелка и оплетают мозг. Сердце ускоряет бег, дыхание учащается, а муравьям и дела нет, что их коварное божество бессовестно соблазняет гостью.

— А если попробовать без манипуляций, — едва слышно говорю я.

— Давай попробую, — он мягко улыбается, — я хочу, чтобы ты осталась.

Его губы касаются мои. Пропускает волосы через пальцы, другой ладонью поглаживает шею. Время замедляется. Поцелуй неторопливый, изучающий и нежный. Наше вдохи и выдохи сплетаются, но я все же отстраняюсь. Это неправильно. Рядом нет Тимура.

— Что не так? — Рома внимательно вглядывается в глаза.

А я сама не могу сформулировать ответ. Это не измена, а чувство вины есть, будто я обманываю одного из своих мужчин.

— Тебе ответ не понравится, — шепчу я.

— Я плохо целуюсь? — улыбается уголками губ.

— Нет… — к щекам приливает кровь смущения, и я отвожу взгляд.

— Тогда в чем дело?

Перевожу взор на муравьиную ферму. Кусаю губы, сжимаю кулаки и шепчу:

— Здесь нет Тимура.

Несколько минут молчания, и Рома говорит:

— Любопытно.

Я хочу оправдаться, что они ведь одолжили деньги вдвоем, и условия сделки подразумевали забавы с двумя, но прозвучит это стремно. А еще я не хочу обижать Рому, что меня пугает. На короткую минуту мне было с ним хорошо. Так хорошо, будто я влюбилась, но отсутствие Тимура меня тоже расстроило. Что происходит?

Поднимаю глаза на Рому. Пусть он скажет какую-нибудь возмутительную глупость, которая меня встряхнет и вернет к презрению, которое истончилось, а он задумчиво смотрит на муравьиную ферму и молчит. И меня не заботит капризная мать, а волнует тишина.

— Ты обиделся? — спрашиваю я.

Какой тупой вопрос! Какая обида? У нас же отношения построены на продажной близости. Они мне деньги, я им свое тело. Зачем я накручиваю то, чего нет?

— Я бы не сказал, что обиделся, — Рома чешет подбородок. — Ревность проскочила. Я тебе тут муравьев показываю, — он смеется, — а ты о моем лучшем друге думаешь.

Я не знаю, что ответить.

— Допустим, — переводит взгляд на меня, — ты бы сидела сейчас у Тимура, — щурится, — ты бы обо мне вспомнила?

— Вероятно, — честно отвечаю я. — Вас же двое.

— Логично, — Рома хмыкает, — но ты ведь согласна, что ревности у меня не должно быть?

— Согласна, — слабо улыбаюсь, — и она не должна меня тревожить.

— Но тревожит?

Медленно киваю и говорю:

— Поэтому мне лучше в хостел. Я не могу у тебя остаться.

— У Тимура? — приподнимает бровь и в глазах вспыхивает недобрый огонек.

— И у него тоже.

— Высоты боишься?

— Что? — непонимающе хлопаю ресницами, а затем шепчу. — Нет.

— Выдохни, Анюта, — поглаживает по щеке. — Вопрос с хостелом обсудим позже, — встает, одергивает рукав и смотри на часы, — а сейчас нам надо к Андрею в лес успеть. Так просто нас к нему не пустят, только в часы посещения.

Точно. Андрюша. Он у меня вылетел из головы, как и весь остальной мир за непростым и тихим разговором. Рома подходит к муравьиной ферме, стучит пальцем по стеклу:

— Не скучайте.

— Ты с ним разговариваешь? — покидаю кресло и оправляю футболку.

— Им важно чувствовать присутствие высшего разума, — Рома беззаботно смеется и шагает прочь из гостиной. — Хочу верить, что у них создан культ имени меня.

Глава 46. Хорошие прогнозы, но не для Анюты

— Я хочу домой, — шепчет Андрей и трясется.

Клиника, в которую увезли моего брата, реально построена в лесу и огорожена высоким забором, а само здание больше напоминает строгий особняк из трех этажей. Территорию патрулируют мрачные охранники, а перед самой клиникой слоняются пациенты.

Мы сидим в просторной комнате для посещений. В самом углу у окна, из которого я вижу крыльцо. На крыльце Рома стоит и Тимур, который подъехал чуть раньше. Разговаривают.

— Аня, — поскуливает Андрей, — ты меня слышишь?

— Слышу, — перевожу на него взгляд, — Илья предупредил, что ты будешь меня упрашивать забрать из клиники.

— Аня…

— Ты наркоман, Андрей, — я подпираю лицо кулаком.

— Это не так, — слабо улыбается. — Да это пацаны что-то мне подмешали…

— Теперь тебе никто ничего не подмешает.

— Я хочу домой! — вскакивает и бьет кулаком по столу, и к нему шагают два медбрата, на которых он загнанно оглядывается.

Кроме нас тут еще несколько пациентов и посетителей. Особенно меня пугает тощая девица, на вид которой лет пятнадцать. Плачет, а женщина перед ней, наверное, мама хмурится и губы поджимает.

— Вы не имеете права меня здесь держать! — рявкает Андрей, и его тащат прочь. — Мне тут не нравится, Аня! Не нравится!

— Тебе нравится чужие машины разбивать