Шрифт:
Закладка:
Тем не менее большинство этих исследователей все еще живут с допущением о том, что все умственные явления, включая само сознание, представляют собой эмерджентные свойства мозга, который взаимодействует с нашим физическим и социальным окружением. Хотя никто пока не смог объяснить ум исключительно с точки зрения физики и генетики, почти все предполагают, что он существует лишь как система физических процессов. Это примечательно, потому что никакие субъективные переживания — даже такие простые, как физическая боль, — нельзя измерить с помощью технологических инструментов, способных замечать все известные виды физических событий. Когда же мы наблюдаем за субъективными умственными состояниями с помощью интроспекции, они не демонстрируют совершенно никаких физических признаков: у них, судя по всему, нет массы, местоположения или размерности в физическом пространстве, нет скорости или каких-либо других физических качеств. Несмотря на это, большинство ученых без каких-либо вопросов предполагают, что эти состояния должны быть физическими свойствами мозга. Это довольно смелый акт веры!
В наше время умственные состояния часто сравнивают с компьютерными программами, которые переносят информацию, — однако об информации в программах можно говорить только применительно к сознательным программистам, которых их создают, и пользователям ПК, которые усматривают в них смысл. Приведем иллюстрацию: если вы играете в шахматы с компьютером Deep Blue, вы можете сознательно обдумывать свой следующий ход, пока компьютер бессознательно просчитывает свой. Все, что делает Deep Blue, можно понять с точки зрения математических алгоритмов — без каких-либо отсылок к сознанию.
Нет никаких логических или эмпирических оснований считать, что шахматные ходы буквально «предстают» перед Deep Blue или что компьютер сознательно «знает», как играть. Аналогичным образом нет и веских оснований считать, что современные компьютерные системы наделены сознательным самопониманием. Работа компьютеров целиком понимается с точки зрения текущих законов физики, а их механические взаимодействия можно настроить так, чтобы они подражали сознательной человеческой умственной активности. Однако перейти к выводу, что подобные виды взаимодействия являются сознательными процессами, — все равно что приписать побуждения, чувства и желания погодным условиям, извержениям вулканов и землетрясениям. Это попросту современная версия анимизма, которую, по иронии судьбы, выражают многочисленные современные сторонники искусственного интеллекта[214].
Подобная путаница особенно мощно преобладает в современной сфере робототехники. Процесс обучения робота можно определить как создание роботом новых версий исходных инструкций, как собирание и сортировку данных в творческом ключе. Когда робот бессознательно «учится» чему-то, он на самом деле интегрирует в единое целое группу одновременно выполняемых компьютерных программ, с которых и начинал. Однако, когда люди-наблюдатели видят, что робот двигает глазами или поворачивает голову, когда они видят запрограммированные движения груди, которые так похожи на процесс дыхания, они начинают говорить о роботе как о чем-то живом. Современный суеверный анимизм снова в деле!
Исследователи в этой области верят, что сознание робота связано с двумя сферами: обучением роботов (способностью мыслить, рассуждать, творить, обобщать, импровизировать) и их эмоциями (способностью чувствовать). Машинное обучение уже существует — в том смысле, что машины способны осваивать новые навыки, выходящие за рамки их исходным способностей; однако у нас нет оснований считать, что роботы что-либо сознательно знают или понимают. Некоторым исследователям кажется, что роботы однажды смогут пережить и эмоции, хотя способа проверить эту гипотезу у них нет. Родни Брукс, бывший директор лаборатории информатики и искусственного интеллекта в Массачусетском технологическом институте, даже утверждает, что эмоции у роботов, возможно, уже появились — что продвинутые роботы не только демонстрируют поведение, ассоциируемое с эмоциями, но и действительно их переживают. Хотя никаких эмпирических свидетельств в пользу этого утверждения, основанного на вере, у него нет, он косвенно обосновывает его, провозглашая: «Мы все машины. Роботы состоят из компонентов, отличных от наших, — мы состоим из биоматериалов, они состоят из кремния и стали, — но в принципе даже человеческие эмоции механистичны»[215]. Вместо того чтобы предоставить какие-либо данные, подкрепляющие подобную веру в эмоции у роботов, он ссылается на другое верование — на то, что и люди по сути своей есть не больше чем роботы! Таким образом одно безосновательное убеждение зиждется на другом в равной степени безосновательном убеждении, и все это прикидывается наукой.
Не подвергая сомнению достоверность подобного механистического представления о сознании, Брукс упускает из вида тот факт, что человеческие эмоции невозможно обнаружить с помощью каких-либо объективных физических средств; он просто утверждает, что человеческие эмоции, такие как грусть, состоят из различных нейрохимических веществ, циркулирующих в мозге. Если это так, рассуждает он, уровень такого чувства, как грусть, у роботов можно установить в качестве цифры в компьютерном коде.
Полагаясь на метафизическую идеологию, а не на подтверждающие ее эмпирические данные, Брукс провозглашает: «Люди состоят из биомолекул, которые взаимодействуют в соответствии с законами физики и химии. Нам нравится считать, что контроль в наших руках, но это не так». Из этого следует, что и люди, и роботы — состоим ли мы из плоти или из металла — по сути своей есть лишь коммуникабельные машины. Однако Лиджин Арьянанда, исследовательница в лаборатории искусственного интеллекта в Университете Цюриха, возвращает нас к эмпирическим фактам, которые не приукрашены метафизическими домыслами: «Каждый, кто говорит вам, что во взаимодействии между человеком и роботом робот что-либо „делает“, просто себя дурачит. Любые взаимодействия человека и работа происходят, потому что человек их предопределил»[216]. Ученые пока не нашли способа наделить робота сознанием — а если и нашли, никак не могут это сознание обнаружить. Очевидная причина в том, что у них нет какого-либо способа обнаружить сознание в человеке или в любом другом живом существе.
Истоки жизни и сознания до сих пор остаются научными тайнами — несмотря на весь прогресс в сферах генетики, нейрофизиологии, искусственного интеллекта и робототехники. Научное сообщество пока не договорилось об определении сознания, не имеет объективного научного способа его измерять и не знает, каковы необходимые и достаточные причины для его порождения. Уильям Джеймс отмечал этот уровень научного неведения о природе умственных явлений больше ста лет назад, и с тех пор, пребывая
