Шрифт:
Закладка:
Капитан не мог понять, вечер сейчас или день, над землей после десятков взрывов висел черный туман из взвеси пороховых газов и пыли. Ему было тяжело дышать, но изобретательный разведчик оторвал от штанины полоску ткани и намотал ее вокруг лица, чтобы не задохнуться от гари. Голова гудела, боль во всем теле казалась невыносимой, и все же он уверенно полз вперед, лишь иногда делая небольшие перерывы. Во время одной из таких пауз Глеб вдруг почувствовал в воздухе прохладу и устремился вперед с новыми силами. Впереди есть ручей или водоем, они дадут еще несколько часов бодрости, которые в его положении могут стать спасением.
Когда Шубин добрался до края невысокого оврага, то не выдержал и застонал от отчаяния. Крутой берег зарос деревьями, они от времени изломались, разрослись и сплелись ветвями так, что превратились в бурелом. По такому препятствию ему, почти безногому, ослабевшему, пробраться к воде было очень сложно. И все же, когда отчаяние отступило, разведчик решился на спуск. Он вдруг понял, что сможет хоть немного облегчить себе движение, если повторит их сплав по воде, как в самом начале операции, когда он был еще с разведгруппой. Рукав реки огибает лес, и если он уцепится за небольшое бревно, то сможет плыть по течению без усилий. Река после изгиба вынесет его буквально за пару километров до линии советского фронта, а оттуда должно хватить сил добраться к своим. Два километра через лес ползком – это не два десятка километров пути, который ему надо проползти, если он будет и дальше двигаться маршрутом Вари.
Стиснув зубы, Шубин стал пробираться через бурелом к воде. Каждый метр вниз давался с огромным трудом, мышцы ходили ходуном под промокшей от пота формой, а руки к концу спуска дрожали. Наконец, оказавшись на дне оврага, капитан Шубин стянул с лица тряпицу, окунул ее в воду и потом медленно принялся высасывать влагу. Пить из грязного заболоченного места разведчик решился только пропуская воду через ткань, чтобы она отфильтровала грязь.
Глеб выбрал небольшое бревно со множеством сучков, за них будет удобно держаться во время сплава. Он примотал один конец ремня к самому большому суку, а второй намотал на запястье – так бревно не ускользнет от него по течению, превратившись в самодельный буй.
Шубин пополз в воду, волоком потянул за собой обломок дерева. Круглая опора качнулась на поверхности и рванула вперед вместе с потоком, увлекая разведчика за собой, так что он едва успел зажать ладонями скользкие сучки. Река резко набрала глубину, и он обвис на своем плавсредстве, чувствуя облегчение. Хотя бы тело сможет отдохнуть. Пускай ему холодно, руки сводит судорогой от усилий, и все же больше не надо прикладывать силы, чтобы тащить обездвиженную ногу. Теперь водный поток нес его бережно и мягко, будто лист от дерева. Глеб на секунду прикрыл глаза, но сразу же вздрогнул от испуга. Уснуть ему никак нельзя, в воде он мгновенно уйдет вниз, выпустит из объятий дерево и утонет. И Глеб запрокинул голову, вдохнул полной грудью. Сверху на разведчика смотрели большие яркие звезды. Среди них вдруг мелькнуло удивленное лицо Коли Воробьева с высоко поднятыми светлыми бровями, а за ним лицо Злобина с отчаянной прощальной улыбкой. Шубин встрепенулся и понял, что он снова задремал от того, что река несет его по волнам, а раненая нога стала невесомой и перестала пульсировать яростной раздирающей болью. Чтобы снова не провалиться в смертельно опасный сон, понимая, что сознание может покинуть его, разведчик запел. Еле слышно, одними губами, чтобы не потерять драгоценные силы. Он запел песню, которую недавно услышал, когда в их прифронтовой штаб вдруг приехало невероятное чудо – передвижной кинотеатр. В разгромленной больнице тогда натянули простыню на черной, обугленной от взрывов стене, и под стрекот аппарата сотни бойцов на несколько минут позабыли о тяготах войны. Глеб не мог сейчас вспомнить название фильма, но помнил хорошо, что, когда зазвучала песня, ее подхватили сотни голосов. Текст стихотворения они знали наизусть из газеты, слышали много раз в радиоэфире, да и во время атак немцев, когда над головами гремели смертельные взрывы, солдаты и офицеры шептали его, словно молитву. Это была их надежда, никогда не гаснущая, неумирающая, надежда вернуться однажды домой со страшной войны.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: повезло!
«Всем смертям назло, всем смертям назло я вернусь», – Шубин не замечал уже, что в забытьи бессчетно шепчет одну строчку, и она помогает ему держаться онемевшими бесчувственными руками за крошечное плавсредство и плыть в сторону своей земли.
…Генерал Ростов уже третий раз за час закрутил ручку телефона, на другом конце провода дежурный не смог сдержать печальный вздох. Он уже без слов знал, по какой причине снова и снова выходит на связь командир. По всем пограничным постам была разослана срочная телефонограмма: «Сутки открывать стрельбу только в крайнем случае. Границу должен перейти советский разведчик, он может быть переодет в немецкую форму».
Николай Ростов не находил себе места, хотя понимал, что для отчета в Ставке задуманная операция прошла блестяще. Капитан разведки Шубин и его группа выполнила боевую задачу – собрала и передала в кратчайшие сроки сведения о строящемся немецком укреплении. Воздушная атака разнесла на части все, что успели соорудить немцы, а также прибывшую для укрепления позиций технику и войска. Разведгруппа понесла потери, но ее командир, капитан Шубин, должен был уже, по расчетам Ростова, вернуться назад. Но шли часы, а дежурные на всех постах докладывали по-прежнему одно и то же: советский разведчик не