меня избавил от необходимости тебя будить.

Он сел, потер ноющую шею.

– Господи, как же я мог забыть, что за орудие пытки эта лежанка?

– Не торопись, солдат. Ужин через час, дети – твои и мой – на улице с собакой. Джо спорит с мамой за власть над грилем.

– А что на ужин? – Он встал, повел плечами, стараясь выпрямить спину.

– В честь твоего приезда – стейк, печеная картошка, жареная кукуруза с овощами, томатами и моцареллой и вишневый пирог.

– Вот это чертовски правильно. – Он улыбнулся: – Привет!

– Привет. – Она обняла его и дала ему бокал. – Давай малость пройдемся. Разгони кровь и чуть приди в себя, пока не началось семейное сборище.

– Я вообще не думал так свалиться, бросив ребятишек на маму.

– Она на седьмом небе, и они тоже. Все отлично, Райлан.

– Надеюсь. – Они вышли на улицу, и Райлан остановился окинуть взглядом место, где вырос. Что-то, конечно, изменилось, но не очень многое, и по-прежнему то же ощущение, что здесь легко. – Как приятно оказаться дома. Не был уверен, что будет так хорошо. А как твой бизнес?

– Тоже ничего. Мне он нравится, а я не была уверена, что будет так хорошо. Правда нам повезло?

– Мама постаралась.

Они шли мимо кустов гортензии, тяжелых от массивных розовых лепестков.

– Я слыхала, ты пускаешь корни на Маунтин-Лорел-Лейн?

– Я еще даже дома этого не видел. И никакого еще.

– Дом симпатичный – по крайней мере, снаружи. Пол Уикер – он был твой одноклассник.

– Байкер, отморозок.

– А это его старший брат, Марк. Подрядчик. Купил дом для перепродажи. А Пол – совсем уже не такой отморозок – у него работает. Но про твоих ближайших соседей я тебе могу рассказать.

Они поднырнули под ветви старого клена у стены дома.

– Это просто ужас. Монро пишет песни, а Тиша – бизнес-менеджер у Эдриен Риццо. Их сын Финеас Коллину лучший друг, так что я их хорошо знаю.

– Может, я завтра тогда позвоню бывшему отморозку Полу, брату подрядчика.

Майя чокнулась с ним и выпила глоток.

– А почему не сейчас?

Райлан слышал, как играют его дети на заднем дворе, где он когда-то сражался с суперзлодеями, стрелял по обручам, косил траву. Может быть, один телефонный звонок поможет ему дать им такой же.

– Можно.

Новый Орлеан, Луизиана

В переулке парило – горшок с варевом на медленном огне, – хотя было два часа ночи. Вонял раскаленный за день мусоросборник. Но она всегда выходила из бара последней, и всегда через эту дверь в переулок.

Дура, просто дура, хоть и образованная – диплом по бизнес-менеджменту и еще один по гостиничному бизнесу. Но она думала, что раз держит форму, раз у нее с собой электрошокер да еще и нож в нарушение законов, то как-то справится.

А вот сегодня – нет. И уже никогда ни с чем не справится.

Очередная шлюха, дважды разведенная. Так много о себе воображает, что бар назвала своим именем – «У Стеллы». Стелла Кленси. И она уже выпила свой последний стакан.

Надо было просто ждать, потея под одноразовым черным комбинезоном, ждать, пока она выйдет из дверей, запрет и двинется к себе домой за полквартала отсюда.

Не суждено ей туда дойти. Она сейчас сдохнет в переулочной вони, как давно заслужила.

Вышла она около трех, крашеные шлюшьи волосы стрижены коротко, из-под них виднеется татуировка сзади на шее.

Вот туда и пришелся первый удар трубы.

Она рухнула как дерево – крепко сложенная женщина в облегающем топе и шортах, едва прикрывающих срам.

Шлюха.

Упала без звука.

Фонтаном крови раскололся под трубой череп. Снова и снова била труба, круша кости, хотя эта уже и не дышала.

Ах, как хорошо! Слишком даже хорошо.

Возьми себя в руки, остынь. Дело сделано.

Возьми с нее часы, возьми это уродливое кольцо, эту дешевку-сумку.

Улыбнись, сучка. Снимаю.

Сувениры убрать, окровавленный комбинезон к черту. В пакет вместе с трубой.

И пакет в Миссисипи.

Теперь найди где-нибудь бар, выпей. Возьми себе «Харрикейн», как и положено туристу. И снова в путь.

Пес разбудил Райлана рано. Скрипя суставами, Райлан слез с раскладушки, прикинув, что она состарила его лет на тридцать. Натянул спортивные шорты, выпустил любопытствующего Джаспера на кухню, взял из холодильника колу и открыл заднюю дверь.

Джаспер вылетел ракетой. В утренней дымке Райлан прислонился к дверному косяку, глядя, как Джаспер обнюхивает двор, выбирая место для выполнения своего утреннего долга.

Джаспер, пес рассудительный и почему-то стесняющийся испражняться при всех, вышел за изгородь и скрылся за кустом сирени. Райлан, привычный к его обычаю, ждал в тишине, так непохожей на утреннюю суматоху Бруклина.

Он правильно поступил. Если у него и были сомнения насчет переезда, они растаяли накануне, за старым – недавно окрашенным в синее – столом для пикников, где дети пировали и тарахтели как заправленные кокаином сороки, а Джо с его ленноновскими очочками и бейсбольной кепочкой подбрасывал Коллина на коленях, не обращая внимания на его вымазанные соусом руки и лицо.

А сестра вела радостный разговор о моде с Марией. И мама на все это смотрела так, будто он, Райлан, вернул ей ее мир.

Он накормил собаку, сделал кофе, чтобы не оставлять это на маму, потом пошел в душ и там кое-как разработал затекшие суставы.

Напомнил себе побриться. Разглядывая себя в зеркале, подумал, не пойти ли на страшный риск – подстричься у неизвестного парикмахера.

Но это пока еще можно отложить.

Когда Райлан оделся и вышел, Джен уже пила кофе за кухонным столом, а Джаспер растянулся у ее ног.

– Проснуться к готовому кофе – это подарок.

Райлан обошел стол, обнял мать сзади за плечи.

– Дети еще спят?

– Мы их хорошо измотали. Завтракать будешь?

– Я вчера наелся на два дня вперед.

– Тебе бы еще несколько фунтов набрать, мистер Тощий.

Наверное, стоит, подумал Райлан. Частично он вернул то, что потерял за первый год после смерти Лорили, но в свой боевой вес еще не пришел.

– С твоей кухней, если не буду настороже, не одну пару наберу. Ты бы запостила свое рабочее расписание, как когда-то делала, и могли бы готовить по очереди. Я это научился делать куда лучше, чем раньше.

– Хуже было бы трудно.

– Ой.

– Яично-хлебные лепешки. Жареный сыр фламбе.

– Ранние экспериментальные работы.

– Поскольку дети у тебя явно здоровы и сыты, я тебе на слово поверю, что в твоем творчестве начался новый период.

– Ты удивишься. – Он поцеловал ее в макушку. – Сейчас разбужу этих лентяев и заставлю шевелиться,