Но все эти учения предполагают имманентность цели, то есть что цель находится внутри самой структуры реальности, что Бытие определяется этой органически присущей ему направленностью. Как будто цель и движение к цели есть движение электрического тока, движение энергетических импульсов, которые перетекают от положительного потенциала к отрицательному, и все это в рамках куска «бесконечного провода», которым является реальность. С моей точки зрения эта интерпретация цели – не финалистская, эта интерпретация присуща традиционалистскому мировоззрению, хотя бы даже это традиционалистское мировоззрение выражало свою позицию в терминах рациональной философии, а не метафизики. Ведь Гегель, несомненно, продолжатель и наследник Платона: это Платон, пересказанный современным, тотальным, всеохватывающим языком. Но в основе своей это именно Платон.

Я хочу изложить доктрину финализма, которая является выражением не традиционалистского сознания и не традиционалистского клуба, а доктрину, которая является выражением радикального сознания, то есть учением радикального сознания о самом себе, о том, как оно себя понимает, о своих истоках. В этом контексте финализм предполагает, что есть «вынесенность» за пределы структуры Бытия. Что есть нечто, что противостоит Всему. Вот есть некое тотальное Все, Бытие, реальность. А то, что мы имеем в виду в качестве предмета финализма, – мы еще не определили, что это такое, – находится за пределами этого, противоположно ему, «вынесено», противополагается (неважно каким образом), и соотносится с этим в абсолютной оппозиции.

Нельзя сказать, что это подход неизвестный. В этом дуализме легко читаются схемы картезианского представления – субстанция внешняя, протяженность, делимая реальность, субстанция мыслительная, неделимая, которая противостоит протяженности. Это хорошая база, хороший подход. И этот картезианский схематизм дает инструмент для того, чтоб попробовать, дальше идя по этому пути, прийти к каким-то острым и очень далеко идущим горизонтам. Мыслительная субстанция – некая неделимая точка, это cogito, которая противостоит протяженности. Это противостояние абсолютное и безусловное, как противостояние зеркала всем вещам, которые в нем отражаются. Есть объективные вещи, феноменология твердых трехмерных тел, а есть рефлектирующая плоскость, которая дает совершенно другое пространство, другое измерение.

Сознание существует как оппозиция всему, в результате чего возникает феномен концентров реальности, реальности, построенной вокруг точки этого сознания. Это сознание является ограничителем бесконечной протяженности. Мы предполагаем, что бесконечность предшествует всему, потому что она есть целое, а целое предшествует частям. Бесконечность, как не раз говорили разные выдающиеся умы (и последним это подтвердил Хайдеггер), интуитивно ощущается как предшествующая всему. Она есть просто потому, что она есть, потому что в качестве бесконечности она не нуждается ни в причине, ни в обоснованиях, она ничем не ограничена и потому задана в основе всего.

Но есть проблема: каким образом существует нечто, отличающееся от бесконечности, и что это за нечто, отличающееся от бесконечности? Если декартовская протяженность, то в себе она не имеет никаких ограничений. Но есть вторая субстанция – мыслительная, неделимая точка cogito, которая подобна тому, как если бы мы в листе бумаги проделали дырку. Эта дырка в неограниченном листе бумаги сразу создает эффект центра – и вместе с тем является шероховатостью, сбоем, лимитацией, то есть она эту бесконечность уничтожает. На самом деле легко понять, что феномен перцепции, феномен cogito существует именно благодаря этой оппозиции. Если бы мы были «феноменами среди феноменов», если бы наше воспринимающее Я было чем-то вроде искусственного интеллекта, программы, некоего аппарата, – скорее всего, мы ничего бы не воспринимали и были бы подобны камню среди камней. Так же компьютер просто не подозревает, что он работает, что он включен, поскольку процессы, идущие в компьютере, ничем не отличаются от процессов химической реакции в стакане воды. Но именно за счет того, что есть точка безусловного отличия от всего, существует уникальный феномен перцепции. Перцепции, которая неотделима от смысла.

Здесь очень важно, что тема смысла появляется только благодаря ограничению бесконечного. Само по себе бесконечное не имеет смысла. Ни «гирляндность» (столь любезная некоторым философам, представляющим себе некую иерархию миров), ни интересные построения относительно того, что мы являемся не более чем представлением какого-то другого разума, а с другой стороны, наши представления тоже являются в своем роде «существами», – все эти «зеркала», «гирлянды» и «умножения реальности» на самом деле не имеют внутри себя ни малейшего смысла (хотя, вполне возможно, и существуют в таком виде).

Смысл появляется только в момент остановки всего этого. Почему, образно говоря, ложна концепция некоего китайского мудреца, который представлял себе, что он – бабочка, которой снится этот китайский мудрец, – то есть некая петля, замыкающая его на бабочку? Почему она фундаментально ложна? Потому что только кто-то один из них – то ли бабочка, то ли китайский мудрец – знает, что он умрет. Собственно говоря, момент точки остановки бесконечного заключается в том, что факт сознания как оппозиции бесконечному не-Я неразрывно связан с феноменом смерти.

И здесь мы должны остановиться на том, что смерть как то, что связано с сознанием, как подоплека сознания, его внутреннее содержание, – смерть не есть исчезновение феномена, его конец, его устранение. Многие феномены – не только неорганические, но и тем более органические – подвержены исчезновению, но смертью мы называем только то, что является внутренним, интимным, центральным состоянием, присущим каждому акту сознания. В каждой перцепции есть привкус того, что этой перцепции могло бы не быть, в каждой перцепции есть привкус того, что это сознание рано или поздно «схлопнется», что это сознание существует как оборотная сторона своего отсутствия, оборотная сторона ничто. Даже больше того – можно сказать, что сознание существует как напряженное противостояние ничто, которое является концентрированной точкой оппозиции Всему. Вот некое поле феноменологии, внутри которого есть эта точка оппозиции.

Мы подошли к моменту, когда предстоит сказать, что сознание, которое является этим перцептивным центром, есть ограничитель некоей бесконечной реальности, есть некая оппозиция этой бесконечной реальности. Следующим мы должны признать, что точка оппозиции вынесена, – она не только противостоит, она является чем-то неприсущим, чем-то противоположным и запредельным по отношению к тому, что она центрирует и чему она противостоит. Иными словами, сознание человека, который находится здесь и теперь, в гуще этого мира, реальности, – сознание человека трансцендентно тому, что оно воспринимает, что оно свидетельствует. Оно трансцендентно не только по своей декларации, по своему проецированию, по своему позиционированию, – оно трансцендентно независимо от нашей воли, потому что оно находится в оппозиции к этому, потому что оно фактически ограничивает все, что нас окружает. Ограничивает и структурирует – что одно и то же на самом деле. Сам факт ограничения бесконечной стихии