– Вы желаете со мной познакомиться, – сказала она. – Мелвилл…

Элиза огляделась вокруг: их собственная компания ими не интересовалась, однако многие из присутствующих смотрели в их сторону.

– А теперь?

Мелвилл перевернул веер ручкой вверх и прижал ее к губам. «Поцелуйте меня». Лицо Элизы полыхнуло алым.

– Мелвилл, я знаю, вы просто развлекаетесь, – прошипела она. – Но на нас смотрят!

– Я об этом осведомлен, – прошептал Мелвилл, наконец сложил веер и протянул его Элизе. – Сомерсет тоже покраснел. Конечно, не так очаровательно, как вы, но, надеюсь, к концу вечера он достигнет багрового оттенка.

Элиза безотчетно взглянула в сторону камина, где стояли Сомерсет, пронзивший их тяжелым, недобрым взглядом, и леди Селуин, алчно стрелявшая глазами с Элизы на Мелвилла и обратно. Щеки Элизы вспыхнули жарче.

– Я бы предпочла, – сказала она очень тихо, – чтобы вы не втягивали меня в ваши препирательства с Сомерсетом. Роль посредницы мне не по вкусу.

– Я не…

Элиза вернулась к компании прежде, чем Мелвилл успел договорить, и обнаружила, что к ней обращена еще пара лиц: миссис Винкворт глядела кисло, леди Хёрли многозначительно изогнула брови. Элиза решительно вскинула подбородок.

– Да… – сказала наконец леди Селуин, снова поворачиваясь к миссис Винкворт. – И Сомерсет пообещал, что предоставит дом на Гросвенор-сквер для ее первого бала.

Она послала брату жеманный взор.

– Одно из множества обещаний, которые ему придется сдержать в ближайшее время.

Сомерсет порывисто повернул голову к сестре.

– Не сейчас, Августа, – произнес он предупреждающим тоном.

– Боже, как интригующе! – заметила Элиза, стараясь взять легкомысленный тон.

– Мой брат, – заявила леди Селуин, обращаясь ко всей компании, – пообещал, что в этом году наконец обзаведется женой!

– Боже мой, лорд Сомерсет! У вас уже есть кто-то на примете? – заинтересовалась миссис Винкворт.

У Элизы что-то странно загрохотало в ушах. Это невыносимо, она не в состоянии выслушивать это ни единой секундой дольше.

– Миледи…

Рядом с Элизой возник церемониймейстер мистер Кинг (ни одному человеку в жизни она еще так не радовалась, как ему) и заговорил похоронным шепотом:

– Я приберег уединенные места для вас и вашего спутника.

– Я был бы счастлив составить вам компанию, миледи, – тихо предложил Мелвилл.

– Да, Сомерсет, вы могли бы сопроводить меня… – начала леди Селуин.

– Не утруждайтесь, Мелвилл, – заявил Сомерсет. – Компанию миледи составлю я.

Он предложил Элизе руку, и она, еще не успев прийти в себя, безотчетно ее приняла.

– Приношу извинения за Августу, – тихо сказал ей Сомерсет, когда они последовали за мистером Кингом. – Она может быть…

Неужели он и правда предлагает ей обсуждать это прямо сейчас?

– Вам нет нужды просить прощения, милорд, – перебила Элиза.

– Несомненно, есть…

– Сообщите мне, когда… можно будет пожелать вам счастливой семейной жизни, – хрипло произнесла она.

Рука Сомерсета напряглась под ее ладонью. Он резко глотнул воздуха, как будто собирался что-то сказать, но церемониймейстер изысканным жестом показал на места, которые приберег для них, и Сомерсет промолчал. Они очутились немного в стороне от остальной публики, защищенные от любопытных взглядов. До начала концерта оставалось еще несколько минут, но Элиза решила не поощрять спутника на продолжение разговора.

Заиграла музыка. Первые арии, спетые поочередно прекрасными сопрано и тенором, Элиза не знала, но исполнение заслуживало похвалы. Затем пришла очередь мистера Линдли с его квартетом. Пока музыканты раскладывали ноты и подстраивали инструменты, Элиза раздумывала, не воспользоваться ли паузой, чтобы спастись бегством. Но квартет заиграл, и, когда первые ноты поплыли в воздухе, она поняла, что мелодия ей знакома. Элиза не вспомнила бы ни названия, ни имени композитора, ибо раньше слышала эту мелодию всего один раз – в девятом году, на летнем балу у леди Каслри, где она танцевала под нее с человеком, который сидел сейчас рядом.

Скрипки начали выводить безошибочно узнаваемый мотив, и у Элизы перехватило дыхание. Радость и боль боролись в ее груди. Радость слушать музыку, возродившую воспоминания об одном из самых счастливых моментов ее жизни. Боль оттого, что ее партнер по тому танцу, который сидел сейчас близко – протяни руку и прикоснись, – на самом деле был далек, как никогда прежде. Это было невыносимо.

Элиза закрыла глаза и попыталась подавить волнение. Это просто музыка. Это просто воспоминание. Она справится, как справлялась со всем остальным. Но в тот момент, когда она решила, что ей удалось собраться и она уже может дышать ровно, Сомерсет прерывисто вздохнул и заговорил.

Глава 15

– Мы танцевали под эту мелодию? – спросил он едва слышно.

Его голос, казалось, сливался со звучанием самой тихой скрипки в квартете.

– Да, – прошептала Элиза, не открывая глаз. – На… на балу у леди Каслри.

– Я помню. Вы были… вы были в платье, которое как будто мерцало.

– На нем серебристой нитью были вышиты розочки, – ответила Элиза.

Она так гордилась этим платьем.

– Я не мог отвести от вас взгляда.

– А я – от вас.

Они будто переместились в другой мир. Их голоса звучали очень тихо, глаза смотрели прямо перед собой, губы едва шевелились. Шепот едва ли был громче мысли, когда эти двое поверяли воздуху свои воспоминания с прямотой, словно пришедшей из сновидений.

– Я покинул леди Джерси, оборвав ее на полуслове, – сказал Сомерсет. – Она так и не простила мою столь прискорбную неучтивость.

По его тону Элиза догадалась, что он улыбается, и почему-то в том, что она не увидела, а «услышала» улыбку, было нечто гораздо более интимное.

Элиза выдохнула легчайший намек на смех.

– Моя мать пообещала все мои танцы другим джентльменам. Но вы сказали, что вас это нисколько не волнует.

– Правда. Ничто и никогда не волновало меня меньше, чем это.

– Заиграла музыка, – прошептала она.

– Я взял вас за руку…

– И мы танцевали…

Элиза увидела прошлое внутренним взором, теперь мелодию выводила память, а не музыканты. Там два юных сердца вдохновенно полюбили друг друга, не зная, что их совместные дни сочтены. Элиза вспомнила уверенное прикосновение его руки так же отчетливо, как если бы он сжимал ее пальцы сейчас, вспомнила шуршание платья, парящую музыку. Вспомнила, каким совершенным казалось это мгновение, какие ее переполняли надежды.

– Я никогда не годился для танцев, – сказал он. – Слишком высокий, слишком неуклюжий…

– Вы всегда танцевали прекрасно, – возразила она.

– С возрастом память начала вам изменять, – шутливо откликнулся Сомерсет, и Элиза ощутила прикосновение его ноги к своей. – Я был не грациознее дерева.

– Я помню, что очень много смеялась, – призналась Элиза.

– Со мной, надеюсь?

– Разумеется.

– В тот вечер я мог бы